Всем лизать "Сахарный Кремль"!
24 Августа 2008

• Версия для печати

Вопреки уверенности, что в России царствует цензура и самоцензура, крупнейшее издательство АСТ выпустило в свет новую книгу писателя Владимира Сорокина "Сахарный Кремль". Это жесткая антипутинская антиутопия, в которой доводится до логического завершения образ России, созданный Сорокиным в предыдущем произведении - "Дне опричника". Героиня первого рассказа "Марфушина радость" в конце длинного счастливого дня в семье, которая дружно нюхает кокаин, купленный в аптеке, ездит на Арбат за дровами,стоит в блокадных очередях за хлебом, Марфуша идет на Красную площадь и там получает подарок от Государя - коробочку с сахарным макетом Кремля. Кремль этот сахарный можно лизать и лизать...

В старые времена книжку Вл.Сорокина "Сахарный Кремль" назвали бы клеветническим произведением. А если бы явь стала бы воплощением сорокинской антиутопии, то автора пороли бы на площади по голой заднице.

"Сахарный Кремль" - это сборник рассказов, написанный тем же архаическим языком, которым Сорокин написал предыдущую книгу "День опричника". Писатель решил проэксплуатировать однажды найденную метафору, показавшуюся удачной и самому писателю, и западному миру, увидевшему в "Дне опричника" обвинительный акт режиму Путина и социальные последствия, которые вызовет этот режим в стране "неустойчивой демократии".

Никаких новых реалий в этой новой книге Сорокин больше не создает - он лишь уточняет, утверждает, то, что было найдено в предыдущей книге. Грубо говоря, новая книжка - это "вторичный бульон". Люди, живущие в недалеком российском будущем, смирились с публичными порками на площадях, с опричными грабежами и насилиями над "оппозицией", с терминологией типа "тягловые", "откупщик", "захребетник" и тому подобными, когда речь идет о профессиональных занятиях мужчин. Сильный закос под российское средневековье кажется Сорокину настолько остроумным, что он, как провинциальная команда КВН, тиражирует и тиражирует свои же, а иногда и не свои - шутки по многу раз. Автор просто захлебывается в цитатах, как прямых, так и косвенных.

Опыт Сорокина по созданию метафорического произведения о деградирующей в социальном плане России, вернувшейся к бытию в стиле Иоанна Грозного, но с компьютерами, и заводными зубными щетками, с теребилками для писи - не единственный литературный опыт в России. Лет десять назад и Татьяна Толстая экспериментировала в романе "Кысь", герой которого тоже жил в мире, вернувшемся назад, цокал по полу когтями, топал волосатыми ступнями. У Т.Толстой деградация была описана еще круче, чем у Сорокина. Но почему-то успеха роман Татьяны Толстой не снискал, видимо, десять лет назад еще не наступило время, когда такие шутки воспринимались адекватно - как серьезное предостережение. Российская литература знает и другие антиутопии, написанные уверенными перьями.

С точки зрения художественного открытия, новая книга Сорокина, конечно, намного слабее, чем "День опричника" - хотя бы потому, что автор, не стесняясь, переписывает самого себя, выжимает деньги из удачно найденного образа, как Сальвадор Дали пятьдесят лет выжимал баблос из найденной метафоры "Время течет", поставив выпуск часов в виде капли воды на промышленную основу.

Но самому Сорокину его "Сахарный Кремль" нравится, и он празднует успех.

Вот что пишет издание Газета:

"В России вполне бы ужились высокие технологии и телесные наказания на площадях", - поведал писатель Владимир Сорокин

в интервью "Газете", посвященном выходу его новой книги "Сахарный Кремль". живописующих мир недалекого российского будущего, который впервые был изображен писателем в романе "День опричника". О работе над книгой и о своем восприятии российской действительности Владимир Сорокин рассказал в интервью корреспонденту "Газеты" Кириллу Решетникову.

- "День опричника" и "Сахарный Кремль" - это антиутопическая литература. Ощущаете ли вы себя продолжателем традиций антиутопии - традиций Замятина, Оруэлла, Берджеса?

- И да и нет. Я всегда описывал то, что не существует, миры, которые были во многом вымышлены. Но антиутопия как жанр очень привлекательна, она дает возможность быть творцом истории. И Берджес, и Оруэлл, и Замятин - все они как бы творили историю. В случае с "Сахарным Кремлем" оказывается возможным получить некую площадку обозрения. Знаете, бывают такие площадки, на которые ставят телескопы, как, например, в Гонконге, где можно разглядывать горы. Так и здесь: я экспроприировал 2028 год, чтобы поставить там телескоп и взглянуть на современную Россию.

- Почему в будущем, которое вы описываете, доминирует такая архаическая стилистика?

- А что, в русской жизни мало архаического? Центром громадной страны по-прежнему является Кремль, где живут правители-небожители - русская власть. Она по-прежнему, как в XVI веке, закрыта, непрозрачна, во многом непредсказуема и абсолютно беспощадна по отношению к народу. Отношения между государством и народом у нас по-прежнему архаичны. Я лишь оформил эти отношения стилистически, добавил то, чего не хватает. Не хватает как раз такого языка и всех атрибутов развитого феодализма. Я думаю, что в России вполне бы ужились высокие технологии и телесные наказания на площадях.

- Как вы представляете себе вашего нынешнего читателя - это тот, кто уже стал частью неприемлемой для вас системы, впал в золотой сон, или это ваш единомышленник?

- Здесь я как-то теряюсь. С одной стороны, мне приятно, когда книгу читают люди подготовленные, те, кто знает, что я, собственно, делаю. Но с другой стороны, "День опричника" прочли многие из тех, кто вообще меня не читал, а также те, у кого я раньше "не пошел", и эта книга произвела впечатление. Это меня радует, особенно если учесть, что я по-прежнему экспериментирую. Радует, что появились новые читатели.

- Не так давно вы представляли "День опричника" за рубежом. Что вы можете сказать о том, как книгу воспринимают на Западе?

- Книга должна выйти на 20 языках и уже вышла на 10: французском, немецком, польском, шведском, сербском, испанском и других. Ни одна из моих книг не вызывала такой лавины рецензий и упоминаний. Роман цитировал Даниэль Конбендит на заседании Европарламента, посвященном России, упоминал Березовский в послании к Путину. Эта книга стала больше чем литературой.

- Антиутопические тексты часто определяют формулой "книга-предостережение". "День опричника" и "Сахарный Кремль" - это предостережение или, может быть, в большей степени просто шарж?

- Когда я писал "День опричника", это во многом было поиском метафоры для современной России. С другой стороны, это был и шарж, и гротеск. И предостережение из этого получилось - об этом мне сказал один мой друг. Ты, говорит, написал такой как бы заговор, чтобы этого не случилось. Но к моменту написания "Сахарного Кремля" у меня появилось ощущение, что все это и вправду может быть, что путь, который выбирает Россия, может именно этим и кончиться. И первые читатели "Сахарного Кремля", видимо, это почувствовали: почти все они сказали, что это более страшная книга, чем "День опричника". Хотя она, может быть, не менее веселая.

- Мне кажется, что "Сахарный Кремль" - это своего рода победа над проблемой сюжета, поскольку сюжет играет подчиненную роль: он включен в панораму, которая сама по себе гораздо более значима, чем конкретные события.

- Книга все же состоит из 15 новелл, в которых есть 15 сюжетных линий. Но контекст, действительно, настолько подавляющий, что он как бы и является главным сюжетом. Я работал с большим удовольствием, обживал этот мир.

- В некоторых рассказах "Сахарного Кремля" вы как будто отсылаете к другим своим текстам. Например, в сборнике есть диалог под названием "Очередь" - это ведь явная аллюзия на известнейшую вашу вещь раннего периода.

- Да, это такая сознательная вставка. Но я не могу сказать, что каждый день перечитываю собственные тексты - надо все-таки двигаться куда-то дальше. Иногда возникает некий self-criticism, и хочется что-то переписать. Каждый писатель, наверное, борется с самим собой, и все мы пишем одну книгу.

Газета

06.08.2008 / КИРИЛЛ РЕШЕТНИКОВ