Миф о Сталине: технология воспроизводства
30 Августа 2010

• Версия для печати

Нам подсовывают сухорукого старичка Сталина в живом, в сушеном, маринованном, жареном и приправленном виде. Каждый день на завтрак, обед и ужин. Миф о Сталине, находится в центре российского мировоззренческого космоса, массовой системы подобных картин, и все, что в него теперь не вписывается, что его дискредитирует, по технологии современного пиара и развития медиа, на самом деле активно используется в строительстве этих самых картин.

"По данным любых социологических исследований, проведенных в последние годы, большинство наших граждан (особенно, если принимать в расчет еще и сомневающихся) — от 51 до 78 процентов — считают положительной роль «товарища Сталина» в истории. Речь тут идет о признании его заслуг, а не об оценке личности, тем более, злодеяний. По мнению многих, это был лидер, обладавший беспрецедентной силой воздействия на других, оказавший огромное влияние на мировые события, не только сохранивший, но и преумноживший огромную территорию социалистического государства. Симптоматично, что тех, кто не принимает эту фигуру, — меньше трети.

...Миф о Сталине, на мой взгляд, находится в центре российского мировоззренческого космоса, массовой системы подобных картин, и все, что в него теперь не вписывается, что его дискредитирует, по технологии современного пиара и развития медиа, на самом деле активно используется в строительстве этих самых картин.

Первое правило наполнения сознания зрителей в последние годы мифом о Сталине — предоставление каждому самой откровенной и правдивой информации о герое. В том числе — обязательно — и дискредитирующей его. Очень важно передать людям ощущение, что они теперь обладают полной картиной сведений о личности тирана. Со всеми «за» и «против».

Второе правило: этическая оценка часто вообще выводится за скобки. Ради «объективности» не обсуждаются сами по себе ситуации насилия, массового террора и другие злодеяния. Как будто речь идет об обычных ситуациях, о деятельности, скажем, по доставке товара тем или иным транспортом.

Правило третье: миф о Сталине напрямую связан с выполнением гражданами государственной миссии, с долгом Отечеству. При таком подходе человек проверяется по чуть ли не священному критерию солдата, готового к жертве патриота, всегда находящегося на службе. Помните про знаменитый сталинский «винтик»? Многое тут, конечно, сегодня меняется местами, запутывается. Но в любом случае, моральные характеристики — это делается незаметно — обмениваются на функциональные.

Четвертое правило (или принцип): «но был и другой Сталин», «давайте поспорим», «главное — дискутировать». Такой подход был немыслим при процессах денацификации в послевоенной Германии, в Испании, Италии, Португалии или Японии. Там не могло возникнуть самой идеи повесить десять рекламных плакатов Сталина — «ведь он на самом деле был маршалом Победы». «У каждого народа есть вера и необходимость в сильной руке, которая может и помочь, и наказать». «Чтобы был порядок, нужен не только пряник, но и кнут». «За родину — за Сталина». «Менталитет наших граждан таков, что они не могут нормально жить без жесткого руководителя». «Это не миф — Сталин действительно деятель планетарного масштаба, великий победитель». Одновременно с этим: «Это чистый воды злодей, который издевался над всеми народами России и руководствовался не интересами страны, а исключительно своими собственными». «Диктатор с садистскими замашками».

Подобные пиар-ловушки связаны с пятым принципом продвижения мифа: баланс оценок должен держаться таким, чтобы негатив присутствовал, но не был подавляющим. Сложная задача — двигаться туда-сюда, сохраняя некий баланс суждений. Делается это, конечно, с помощью регулирования объема этих самых суждений. У нас ведь гигантское количество передач о Сталине, фильмов, книг, статей, спектаклей. И все они сохраняют и раздувают, транслируют и воспроизводят миф о Сталине, но при этом техника такого воскрешения практически не рефлексируется и не оцениваются обществом.

Предположим, идет передача на том или ином телеканале об убийстве Мейерхольда, о судьбе Платонова, Ахматовой или Мандельштама — о ком угодно, — там обязательно в каком-нибудь контексте появится Сталин.

В тысячах случаев, во множестве аспектов и деталей. В конечном счете возникает образ супергероя, который становится демиургом гигантского общенационального исторического реалити-шоу. Все остальные персонажи будут непременно с ним в той или иной степени соприкасаться. И начинает казаться, что он — всегда рядом, жив, вот-вот постучится к вам в дверь, и воспитанные нашими медиа соотечественники этому совсем не удивятся. В последние годы миллионы телезрителей разных сословий стали участниками гигантского общенационального реалити-шоу — более полутора тысяч специальных передач и сюжетов в год, не считая разного рода отсылок, упоминаний. Только в сериале «Сталин. live» было 40 сорокапятиминутных эпизодов. Начали снимать продолжение, но в какую-то минуту остановились. Видимо, стал смещаться искомый баланс — движение пошло в другую сторону и его остановили.

Шестой принцип воспроизводства великого мифа: да, Сталин — пожиратель людей, но ведь харизма какая беспрецедентная, исторического масштаба. Ее-то нельзя отрицать, не замечать, отменить. Сидит, к примеру, Никита Михалков в программе «Познер», делится своим впечатлением: когда на съемках его фильма «Утомленные солнцем—2» актер Максим Суханов вышел в гриме вождя к другим участникам этого эпизода, «все сначала замерли, затем невольно стали подниматься со своих мест», — рассказывает знаменитый режиссер с еле сдерживаемым восторгом. Но Владимир Познер не спрашивает его: «Вы-то как, Никита Сергеевич, к подобному состоянию умов относитесь?» В этих невидимых нишах непонимания, недомолвок, страхов как раз и обитает питательная среда системного по своей природе мифа о Сталине.

Миф ведь всегда — идеализированное, очищенное от всего наносного представление о событии, герое, процессе. Его работа особенно незаменима в идеологически неустойчивых социумах — там, где система расшатана, плывет. Где одно переходит в другое — рыночные отношения существуют вместе с массовой ненавистью к ним, а авторитаризм уживается со свободой высказываний. Мировоззрение в этих условиях превращается в находящуюся в постоянных трансформациях плазму. Тут-то ценностные протофеодальные ориентиры «Культуры 1» оказываются более устойчивыми, функциональными, твердыми, гарантией пресловутых «стабильности и порядка». Можно сказать, единственным способом преодоления хаоса. Ужас в том — хочу обратить особое внимание на это обстоятельство, — что явное и скрытое насилие в нашей стране действует как естественный фон, важный фермент. Будто это сам воздух российской жизни. Видимо, поэтому оно в таких масштабах и разнообразии присутствует на отечественном телевидении — там, где кажется, что представлено разнообразнее, активнее ярче, чем в самой реальности. Более того, его повсеместное пребывание во всех материях жизни концептуально табуируется. Никто это не изучает, не исследует, уже пятнадцать лет не обращает общественное внимание на то, что объемы транслируемого ТВ насилия во много раз больше, чем в других странах.

Седьмое правило. Совсем не случайно все двадцать четыре года мировоззренческой свободы в главном смысловом пространстве формирования мифов — в игровых форматах телевидения и фильмах — негласно нельзя, не принято рассказывать о беспрецедентных военных, управленческих и моральных ошибках Верховного главнокомандующего, обернувшихся трагедией для советской армии и народа. Хотя бы о том, что количество наших пленных в различных «котлах» только в 1941 году составило 4 миллиона человек. Это на 700 тысяч больше, чем весь состав немецких войск, вторгшихся в СССР. Около 3 миллионов из них погибло — это кроме всех других потерь. Нет не только ни одного эпизода, ни одной реплики в российских кино и медиа, рассказывающих об этих часто намеренных злодеяниях. А ведь никто освещению этого материала сегодня не препятствует. Где-то глубоко в подсознании художника живет ощущение, что осудить Сталина — особенно на мифологическом поле — значит, усомниться в Великой Победе. В единственно справедливой — по всем опросам соотечественников — войне за последние почти двести лет.

Можно сколько угодно разоблачать «отца народов», рассказывать о беспрецедентных в истории преступлениях, о цинизме, насилии, попрании всего и вся, но — самый главный принцип — не договориться об общественном консенсусе в оценке этого героя. Не вынести окончательный приговор. Оставить вопрос окончательной оценки открытым. И в юридическом, и в психологическом, и в моральном планах. Продолжать «варить» эту тему, бесконечное количество составляющих ее сюжетов. Не дай бог перестать упоминать, размышлять, переживать по поводу этого не теряющего свой содержательный ресурс персонажа. Постоянно рассуждать о нем — значит, заинтересованно размышлять о пути России, о чем-то очень важном не только в прошлом, но и в будущем.

Несколько лет назад в Германии стали снимать довольно много фильмов о Гитлере. В одних он был представлен как злодей, маньяк, в других — как безумец или идиот, но всюду присутствовала та или иная доля иронии. Немецкое общественное мнение самым негативным образом отреагировало на попытки поместить Гитлера в комедийный контекст. Смеяться над тираном — значит, гуманизировать его: представить живым, страдающим человеком, применить по отношению к нему нормальные, соразмерные обычным людям критерии. И таким образом воскресить, снять проклятие, превратить в актуального героя. Вернуть чудовищу статус человека. У нас не было даже попыток иронизировать над великим лидером.

Очень влиятельное следствие действия современых пиар-технологий: Сталин как персонаж — лучший в настоящее время рекламный агент России. Притягивая к себе колоссальное общественное внимание, находясь в центре любых дискуссий, уступая по присутствию на экране лишь нынешним руководителям государства, «отец народов» лучше Малахова, Собчак и даже Урганта с Мартиросяном своим личным рейтингом помогает каналам зарабатывать большие рекламные деньги. Как известно, для отечественных электронных медиа это обстоятельство даже более важно, чем политический оброк. Этому подчинено все — понижающая селекция сюжетов, увлечение низкими жанрами, терпимость к тому, что в моральном плане показывать нельзя. Для телевидения сами герои, темы, истории, настроения — всего лишь содержательные паузы между самым главным... рекламными паузами.

Казалось бы: почему не Пушкин, не Александр II, не Менделеев, не Гагарин или футболист Яшин — нет, только Сталин? Потому что его образ выращен на почве самого ценного, накопленного со времен татарского ига культурного материала. Именно он — супергерой нашего социокультурного космоса. А следовательно, повлиял не только на язык, экономику, национальную психологию, нравственность, правила жизни. На все самые существенные коды. Он как Кощей Бессмертный, чье сердце находится в иголке, иголка в яйце, яйцо в ларце, а ларец — на дне моря. Сталин — в той или иной степени, форме, масштабе и есть наше коллективное «мы». Непреодоленное и, безусловно, до конца неосмысленное.

Важные функции заказчика здесь выполняет не редактор, продюсер и даже не топ-менеджер телеканала, а сама русская культура. Ее институты, архетипы, принципы и модели жизни, которые в значительной мере как раз и сконцентрированы в мифе о Сталине.

Все пятьдесят семь лет после смерти «отца народов» не велась работа по трансформации и приостановке этого гигантского по своим последствиям мифологического проекта, тормозящего развитие страны и после 1956-го, и после 1991-го. Видимо, так же будет и в 30-е годы нашего века. Проект этот продолжает ежедневно работать — воспроизводить в массовом идеологическом сознании основы жизни неофеодализма, легко приспосабливая их к вызовам и стилистике сегодняшней реальности.

В российских электронных СМИ не появилось осознанных, тем более системных попыток сформировать у общества чувство неприятия, морального отторжения, тем более омерзения к этому мифологическому герою. Сделать это так же резко и мощно, как, к примеру, была буквально за один месяц на наших глазах снята информационная блокада расстрела польских офицеров.

Когда мы размышляем о мировоззренческом наполнении любой социально-культурной системы, то всегда имеем в виду ее элиту. Российская политическая элита по своему воспитанию, ориентирам, навыкам управления страной, на мой взгляд, тяготеет к принципам существования и воспроизводства «первой», по сути протовизантийской культуры, пусть и трансформированной, естественно закамуфлированной под модели культуры «второй» — современной и европейской. Отсюда все — лучше или хуже осуществляемые — имитации демократического устройства, рыночных отношений, свободы действий, гуманистических обязательств. Кстати, нигде не отмечается, что миф о Сталине наполняется актуальностью, общественным вниманием как раз в периоды возбуждений, сдвигов, смысловой неопределенности. Эта тема в нашем обществе абсолютно табуирована.

Ни политическую, ни экономическую, ни интеллектуальную элиты не волнует, что подавляющее большинство наших граждан не живет в современности, оценивает происходящее сегодня, исходя из вчерашней системы координат.

Таким образом, сохраняется гигантский айсберг советского миросозерцания, а модернизационные, ныне реально действующие и жизнеспособные картины мира в сознании миллионов формируются чрезвычайно медленно. Россияне практически не планируют свое будущее: 48 процентов делают это на срок до одного года, 2 процента — в горизонте более года, а половина населения вообще не конструирует программы своей жизни наперед. Будущее в этой логике — всего лишь продленное или трансформированное прошлое. Поэтому и интересы сосредоточены на реинтерпретации прошлого.

Экономическая элита России исходит из цехового убеждения, что эффективность модернизации обусловлена правильностью проектирования макропроцессов — финансовых, институциональных, политических, правовых. Взгляд здесь всегда чисто технологический, никогда не сопряжен с оценкой состояния культуры, ее ценностей и приоритетов. «Сталин — это, безусловно, ужасно, несовременно, не соответствует перспективным взглядам на природу инновации». Но в конечном счете уже не важно — кто и что думает об этом давно ушедшем в прошлое деятеле. Сталин находится как бы в одном месте, а стоимость нефтяных фьючерсов или сдерживание социальных конфликтов при формировании недефицитного бюджета — совсем в другом. Никому даже в голову не придет, что смыслоообразующие процессы, в России без Сталина немыслимые, как-то сказываются тысячью видимых и невидимых факторов, в том числе и на состоянии отечественной экономики. Многие эксперты в этой области убеждены, что Сталин давно умер, его понятия и ценности растворились в воздухе времени и следует лучше думать о том, как побыстрее провести неотложные меры по реализации реформ. Поэтому в мотивационном поле нет связи между живучестью, укорененностью в головах работодателей и наемных работников мифа о Сталине и попытками избежать провалов в экономике. Нет цивилизационного заказа на деконструкцию и уничтожение этого мифа.

Наша творческая элита по своему происхождению, в основном, левых взглядов и, как известно, ментально не приняла рыночные отношения. Напрямую связала с ними ощущение несправедливости, социальной незащищенности, рост насилия, коррупции, падение нравов. Художественная интеллигенция стала сохранять и укреплять те самые социалистические содержательные архетипы, которые столь питательны для великого мифа. Ни в 90-е годы, ни в последующее десятилетие людям не объяснили природу и последствия преобразований — ученые не взялись, политическая власть не умела, да и не хотела этим заниматься, экономисты презирали и недооценивали любую идеологию — они ведь по воспитанию своему прагматики и технологи, а в результате внятный заказ на демонтаж культурного монстра так до сих пор в общественное сознание не поступил.

Речь идет не об авторских произведениях, не о талантливых антиутопиях в духе Сорокина или, как некогда, о соц-артовских работах Брускина, Комара и Меламида: не об эзотерических произведениях, обращенных к немногим. Тут требуется тотальность по-настоящему массовой культуры — перекодирования тысяч серий, миллионов микросюжетов популярной литературы, попадающих на экраны фильмов, но особенно — замечаний и оговорок в телевизионных ток-шоу. Ведь население страны по-настоящему живет в этом бесконечном и бескрайнем содержательном пространстве реалити-шоу, которое в содержательном плане куда больше влияет на людей, чем сама эмпирическая действительность. Более того, исходя из рекомендации новых пиар-технологий, любому антисталинисту — от Солженицына и Гроссмана до Новодворской — как ни парадоксально это звучит, найдется место и неосознаваемая функция в сохранении просталинского кода.

И, наконец, — наше гражданское общество. Мне кажется, оно настолько заморочено старинными, выращенными в прошлом веке представлениями о демократии и свободе, что способно транслировать в современность лишь идеологемы 70—80-х годов. Но сегодня медиа научились полностью контролировать «повестку дня», системы критериев и представлений, мировоззрение людей в целом. Это совсем не рефлексируется обществом, исследователями, гражданскими организациями. Любые самые демократические процедуры теперь возможно использовать для того, чтобы добиться неадекватных воззрений большинства на собственную жизнь — отсталых, не отвечающих на вызовы времени.

...И все-таки по каким причинам мы все — авторы, редакторы, продюсеры, большие начальники, оппозиционеры и лидеры страны, несмотря на любые слова, которые произносим, на то, что на самом деле думаем о генералиссимусе, да еще вне какой-либо цензуры, — сохраняем миф о Сталине? Используем для этого новейшие идеологические технологии. Может, боимся, что иначе распадется вечно подвижный, нетвердый российский социум? Подозреваем, что не выдержим конкуренции в международном разделении труда? Утратим без него статус великой державы? Подвергнем опасности внутренний культурный код российской ментальности? На эти вопросы я не знаю ответа."

Даниил Дондурей

Искусство кино.