Елена ТОКАРЕВА: «Stringer» - это вольный стрелок
25 Марта 2004

• Версия для печати

ГЛАВНЫЕ О ГЛАВНОМ. Интервью, данное главным редактором газеты «Stringer» Еленой Токаревой журналу «Журналист».

Елена ТОКАРЕВА:

- Начинающему журналисту было принято сначала поработать в «МК», потом - в «КП», а уж дальше - как карта ляжет. Я полностью прошла этот путь.

И уже работала в «Комсомольской правде», когда, наконец, между командировками и дежурствами по номеру закончила редакторский факультет Полиграфического института. Хотя сначала училась на экономиста.

В «Комсомолке» обычно учились лет по одиннадцать. У большинства известных журналистов с дипломами о высшем образовании была катастрофа. А тут я притаскиваю свою синюю корочку (не красную, нет). И товарищи по работе, среди которых, к сожалению, уже много тех, кто ушел в вечность: Юра Щекочихин, Олег Жадан, и ныне здравствующие: Вова Чернов, Леша Ивкин - прежде чем заляпать мой диплом селедкой в подсолнечном масле, любовно окропили его стихами:

«Клади, дружок, диплом на полку. Пускай пылится он без толку...»

Учил меня журналистике Валерий Аграновский. В «Комсомолке» он сидел в соседнем кабинете, и весь молодняк ходил к нему за советом. Помню, мне удалось заполучить письмо для командировки в Горький. Там комсомольские работники перепились после отчетно-выборной конференции, и случайно по пьянке погиб один ответственный товарищ по партии. Решено было отразить этот прискорбный, хотя и вполне традиционный для Руси, факт.

Мой материал назывался «Последняя рюмка». С него и началась моя журналистская карьера. Его признали лучшим в номере, и со мной в коридоре стал здороваться Юра Рост, который тогда был самый модный чувак в «Комсомолке», у него в кабинете был патефон и всегда сидели самые красивые девушки.

Потом мы с Юрой Ростом несколько лет сидели в одном кабинете в «Общей газете». Он всегда курил трубку с чудным ароматным табаком и очень трогательно звонил своей маме, которой было 90 лет.

Юра Щекочихин в те времена был очень романтичным. Пел под гитару...

А летом весь молодняк из «КП» отдыхал в Крыму - одной гигантской компанией. Человек 25-30. Несмотря на брежневский застой, было очень весело. В «Комсомолке» были феноменальные капустники, которые сочиняли совершенно гениальные люди: Ярослав Голованов, тот же Юра Рост, Виталий Игнатенко.

- Сегодня, судя по изрядно пожелтевшей вашей альма-матер, даже трудно представить все это.

- Ну, что же, сегодня даже на ТВ и Парфенов, и Караулов заговорили, что дела у желтой прессы плохи. Сунгоркин в передаче «Момент истины» так, по всему, и не понял Караулова, что время голой ж... закончилось. Однако продолжу...

Тогда карьера журналиста строилась годами упорного труда. Интуиция подсказывала, что проползти в дамки без очереди не удастся. И я собралась увольняться и переходить на работу в «Учительскую газету». Там - ставка полноценного корреспондента и зарплата. А тут Новый год. И подходит ко мне Ярослав Голованов, который как раз искал исполнительницу на роль «отличницы высшей школы молодого демагога». Это была роль «смертницы», потому что под этой самой «отличницей» коварный Голованов весьма прозрачно укрыл образ любимой девушки главного редактора - Левы Корнешова. Никто не соглашался играть эту роль. Голованов мне и говорит: «Все равно тебе ничего не светит в смысле повышения по службе, давай ты сыграешь эту роль и спокойно уволишься с сознанием выполненного долга. Я подумала и согласилась.

Вот наступает праздник, и в первом ряду сидит вся редколлегия. Все знают, что новогодний капустник - это казнь для первых лиц газеты. Выходит Юра Рост с гирей на ноге, темные очки, в руках - дипломат, в котором «глухо позвякивают рукописи». Так с шутками-прибаутками добираемся и до нашей с Головановым сцены. Занавес открывается, мы стоим на столе в позе мухинских «Рабочего и колхозницы». Я тараторю монолог «отличницы высшей школы молодого демагога», в которой все узнают любимую девушку главного редактора. Хор поет: «От края до края на черных машинах, в которых, как водится, ездит народ, кураторам милым, родным и любимым курьерша на визу заметку везет». Все.

Наутро я пошла к главному подавать заявление об уходе.

- Однако смелой вы были девушкой. И что же?

- Ему, видимо, уже доложили обстановку. И он, обозрев заявление, демократично сказал: «Ну, с такими талантами, и в «Учительскую газету»? Это несерьезно!» Так меня перевели спецкором в отдел комсомольской жизни.

Оттуда я ушла в журнал «Сельская молодежь», где была уже членом редколлегии и под чутким руководством товарища Попцова возглавляла отдел молодежных проблем. Дело двигалось к Перестройке и демократии. Все «обновленцы» приходили к нам и рассказывали, как можно вдохнуть в комсомол новую жизнь. Некоторые из обновленцев стали капиталистами. Комсомол умер...

- А с ним и время вашей светлой романтики?

- Когда в 1990 году образовалась «Российская газета», мой сын уже пошел в школу, и я решила, что хватит прятаться за толстые стены уютного молодежного журнала и пора делать историю. И я ушла в ежедневную газету, восставшую против старых порядков, - руководить отделом экономики и журналистской организацией. Все очень быстро шло к развязке. В 1993-м нас всех под белы руки вывели из газеты на улицу как приспешников парламента, который восстал против Ельцина. Мне все-таки удалось поучаствовать в истории. Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые...

Некоторое время после разгрома Белого дома я испытывала на себе «запрет на профессию». Потому что была отнюдь не рядовым членом той команды, которая в сознании победивших ассоциировалась с инсургентами. И поэтому два года мне пришлось работать в американской PR-компании, а не в российской печати.

Я дважды работала в «Общей газете». В самом начале этой газеты и в самом ее конце. И в 2001 году из «Общей газеты» ушла возглавлять «Stringer». Но в промежутке успела поработать редактором отдела расследований первой желтой газеты России - «Экспресс-газеты».

- Что такое «расследовательский жанр»? Почему вы стали им заниматься, ведь это небезопасно? Вы хотели что-то изменить в умах?

- Расследовательский жанр - это такой вид журналистики, который прямо противоположен пропаганде и агитации, то есть лобовым атакам на человеческую психику. Расследовать - значит задаваться вопросами: как было на самом деле? Это значит участвовать в событиях. Жанр расследований в России не прижился. Все ежедневные газеты позиционируют себя как информационные издания. И информация у всех - из одних и тех же источников. Поэтому все обзоры печати на радио и ТВ начинаются со слов: «Сегодня все газеты написали про визит...» Неважно, про что - главное, что все как один про одно и то же. «Stringer» всегда пишет про другое.

Я люблю, когда расследование пишется от первого лица, от «я». Девиз расследования: «Проник, добыл и вернулся живым». Это девиз стрингера, человека, для которого в работе всегда есть азарт. Иногда опасный для жизни. Надо думать, надо знать, где и у кого добыть информацию, и надо иметь мужество писать от первого лица.

Сейчас ни в одной газете не осталось ни одного отдела расследований, а десять лет назад такие отделы были в каждом издании.

Почему я стала заниматься этой работой? У меня такой склад ума. Я люблю докопаться до истины. Хотя все чаще я задумываюсь над тем, стоит ли разрушать мифы, не лучше ли создавать новые.

Опасно ли заниматься расследованиями? Да, опасно. Никто не любит, когда неожиданно включают свет в комнате... Мне, моей семье, не раз угрожали. Угрожают и сегодня.

А вот насчет того, чтобы изменить с помощью журналистики что-либо в умах, в стране, - тут мой романтизм уже значительно поутих. Журналистика очень многое изменила в эпоху Перестройки и Гласности. Сейчас запрос на перемены в обществе не просматривается. Есть запрос на мифотворчество. И над этим стоит задуматься, если хочешь делать успешное издание.

- Ваше мнение о корпоративных брэндах?

- «Корпоративные брэнды» - это сильно не по-нашему. Но тем не менее.

Бренд «Совершенно секретно», после трагического ухода Артема Боровика явно потускнел. Впрочем, это ведь газета архивов. А сегодня архивы мало кого интересуют. Газета же расследований «Версия» после нескольких разорительных для нее судебных процессов сильно струсила. А наше дело рисковое и штучное. В России газеты тиражируют то, что им говорят из одного информационного центра. Современные газеты рождаются и умирают, как африканские дети, не успев пожить. О каких брэндах можно говорить при такой короткой жизни? Их не успевают создать. На сегодня в России есть только один газетный брэнд - это «Известия». И странно, что государство до сих пор его себе не вернуло.

- В чем отличие «Стрингера» от других изданий?

- Газета «Stringer» как проект отличается от всех имеющихся в России изданий в корне. Это газета внештатников, газета агентуры. «Stringer» на журналистском жаргоне - это вольный стрелок, журналист, который работает на свой страх и риск. В нашей газете - только эксклюзивная информация. Добытая агентурным путем. Мы стараемся работать примерно как телекомпания «Аль Джазира» - освещать только самое вкусное. Жевать повседневную пищу для нас скучно. Каждый день на нас через Интернет выходят все новые и новые люди - из разных уголков страны и из-за рубежа. Они предлагают информацию, готовы сотрудничать даже за ничтожные гонорары, лишь бы иметь возможность сказать правду. Нам пишут, что мы - единственное независимое издание в стране.

- Дорого независимость обходится?

- Мы живем только на свои деньги. Это, конечно, непросто. Надо понимать, что под острую газету рекламу не дают. Андрею Васильеву в «Коммерсанте» пришлось печатать Березовского, который поливал Путина. Так Васильев сетовал: мол, Борис Абрамович, от нас ведь все рекламодатели отшатнутся... У «Stringer» есть своя рецептура, по которой эта газета живет. Я завела такую «розовую папку», в которой описала технологию приготовления газеты, которая по виду и броскости заголовков напоминает бульварную прессу, но по сути - это аналитическое издание. За это мне недавно вручили диплом Союза журналистов и премию - «За разработку и создание издания нового типа». Мы экспериментируем также и с газетным языком - не только с жанрами. В рубрике «Поколение Next» мы даем волю молодым - они пишут на своем языке, в котором много неологизмов. Мы, конечно, стараемся, чтобы ребята не слишком зарывались.

В общем, у нас ДРУГАЯ газета.

- Каким образом «Стрингер» коржаковский стал «Стрингером» токаревским?

- По поводу Коржакова... Ведь еще не прошло 30 лет с тех пор, как Александр Васильевич перестал возглавлять редакционный совет. Значит, еще не пришло время раскрывать все подробности этой сделки. Знаете, архивы рассекречивают минимум через 30 лет. Могу только сказать, что Коржаков - приличный человек и на первых порах помогал мне. Думаю, если ему понадобится моя помощь, вряд ли он встретит отказ.

- Что вы можете сказать о читательской аудитории «Стрингера»?

- «Stringer» попадает во все внутренние обзоры прессы, которые заказывают для себя политические и экономические сообщества, благодаря эксклюзивности многих наших публикаций и смелости. Думаю, что многим претят эти качества газеты, и мне не раз высказывали на довольно высоком уровне, что такую газету лучше не пускать в открытую продажу, а рассылать в черном конверте по закрытой подписке. Обратная связь - быстрая и прямая. Нам все время звонят коллеги из других изданий и телекомпаний и спрашивают, где мы добываем свою информацию. Если мы кого-то задеваем «из больших», то мгновенно получаем письмо на бланке или недовольный звонок. Мы не обижены вниманием.

- На чем основана окупаемость «Стрингера»?

- Газета абсолютно независима материально. Мы работаем по принципу адвокатуры. Заключаем временные союзы. К слову, замечу, что от Бориса Абрамовича Березовского мы бы денег точно не взяли.

- Что удалось «Стрингеру»?

- Пока удалось изучить российский экстремизм во всех его видах - это была первая тема, на которую мы замахнулись, получив «Stringer» в управление. На наш интерактивный сайт ходят очень много радикально настроенных людей, молодых людей.

Мы хорошо знаем левых. Троцкистов. Антиглобалистов. Знаем молодых карьеристов, которые хотят прорваться в политику. К нам многие из них также приходят.

Мы учим их излагать свои мысли на бумаге. Среди молодых есть просто дивные ребята. Люди, которые писали для нас «Героиновый тур», «Записки генерала политической пехоты», «Братство НБП» - это не только свежие журналистские кадры. Это практики, которые делают полевую политику.

Наверное, чуть хуже мы знаем бюрократию. Но мы находимся в стадии разработки проекта «Российская бюрократия». И думаю, что через полгода готовы будем выпустить по бюрократии спецпроект.

Мы уже год работаем над спецпроектом «Олигархи» на примере одной российской нефтяной компании. Изучаем ее кадровый состав, манеру решать вопросы... Думаю, результатом этой работы будет книга, бестселлер.

- Елена Константиновна, ходят слухи, что вы хотите закрыть проект. Почему?

- Я себя чувствую агентом, которого забросили в некую страну с тяжелым климатом и сказали: «Через два года мы за тобой пришлем вертолет». Два года прошло. Кончились деньги и запас продовольствия. Износились сапоги. Сели батарейки. А смена не пришла. Время давно истекло, и я начинаю уставать. Не бывает бессменных редакторов. Хочется попробовать себя в чем-то другом: в рекламном креативе или снять фильм. Или поруководить провинциальной телекомпанией...

- О чем я вас не спросил, но вам хотелось бы сказать?

- Я хотела вам сказать, что в нашей стране умирает независимая пресса. И прекратилось воспроизводство талантливых журналистов, которые способны возбудить интерес к общественным явлениям. За это общество дорого заплатит. Золотой век русской журналистики закончился в 1993 году. Теперь умирает даже «желтая пресса». Олигархов этот вопрос вряд ли волнует. Они используют СМИ как гигиенические салфетки: к выборам открыли проект, после выборов закрыли...

Выживут, по всему, только профессиональные издания вроде журнала «Коневодство»...

«Журналист» • № 3, 2004