Интим с Путиным. Часть II
23 Декабря 2003

• Версия для печати

… И я лезу в сеть искать эту цитату, и натыкаюсь на всю эту историю - на стихотворение Евтушенко «Бабий Яр» и меня продирают до костей две самые неочевидные строфы:

Как мало можно видеть обонять!

Нельзя нам листьев и нельзя нам неба.

Но можно очень много - это нежно

Друг друга в темной комнате обнять.

Сюда идут? Не бойся - это гулы

самой весны, она сюда идет.

Иди ко мне. Дай мне скорее губы.

Ломают дверь ? Нет - это ледоход...

До вечера я мучаю "Яндекс", пытаясь собрать в один файл все эти стихи, и понимаю, что не получается, и файл не собирается и разваливается прямо под руками.

Ничего, говорят мне. У меня это есть. Хочешь - наберу?

Спасибо, говорю я. Набери - надо.

…А страна между тем звонит Путину.

Восьмидесятилетний дед из Краснодара, с болью в голосе: «Вы русский или еврей? Ельцин - это Эльцинд, а Путин - Гинзбург! Вы клялись служить российскому народу, а кому вы служите? Американцам? Олигархам?»

Пятидесятишестилетняя инвалидка из Тулы: «А в правительстве одни жидовские морды! Да! Так Путину и передайте!»

Тридцатишестилетний предприниматель из Ярославля: «Все заполонили кавказцы! Скажите, когда этих черножопых выгонят из нашей страны?»

«Скажите, когда отменят безвизовый режим со странами СНГ! Они же едут и едут! Из-за них мы не можем устроиться на работу!»

"После освобождения Парижа стали искать и выискивать, ловить и вылавливать тех людей, которые сотрудничали с немцами, предавали и продавали других людей на смерть и на муку. Такой человек был и в том квартале, где я жил, и он сыграл очень страшную роль в судьбе многих людей. Его нашли и словили. Я выходил из дому, и шла толпа: этого человека влекли. Его одели в шутовскую одежду, сбрили волосы с полголовы, он был весь покрыт помоями, на нем были следы ударов, и он шел, окруженный толпой, по тем улицам, где занимался предательствами. Этот человек был безусловно плох, безусловно преступен; какой-то суд над ним и суждение о нем были справедливы. Через некоторое время я оказался в метро и ждал, пока придет поезд; и вдруг мне стало совершенно ясно, что именно так какие-то люди видели Христа, когда Его вели на распятие..."

И когда ты присылаешь мне эту цитату - из Антония Сурожского - я наконец начинаю плакать.

… Узнаю о стране много нового. Оказывается есть такое обязательное автострахование («Девушка, ну не могу ж я платить такие деньги! У меня старый жигуленок, он сам стоит дешевше, чем страховка эта!»). Оказывается, для людей работавших на Крайнем Севере предусмотрены или были предусмотрены какие-то пенсионные льготы (Мой вопрос президенту: «Я проработала 35 лет на Крайнем Севере! По указу (диктует номер указа) мне положены льготы! Почему мне их не платят?») Оказывается этих самых переселенцев с Крайнего Севера не уважают в деревнях («Это настоящий терроризм! Я даже трактор не могу на свои деньги нанять, председатель матом посылает!») Оказывается, пенсионерам Сахалина должен предоставляться какой-то бесплатный проезд («Я на похороны невестки в Пензу летала! А деньги теперь за билеты не возвращают! Мне ж 80 лет, я вся в долгах! Не хочу я в долгах умирать, старая я уже…») Юристы спрашивают о каких-то зубодробительных статьях уголовного кодекса. Звонит художник-оружейник из Тулы и минут тридцать грузит меня тонкостями нынешнего российского закона об оружии. Бухгалтера Электростали приравнены к муниципальным работникам, но им недоплачивают какого-то коэффециэнта в 250 рублей. Через раз звонят жители Башкыртостана со своей башкыртостанской политикой, кажется, они в стране самые политически подкованные. Этот глобус безумно мал - и за звонком с проспекта Ибрагимова следует звонок из Челябинска, потом из Самары, потом из подмосковной деревни Алексино (Боже мой, последний раз была там семь лет назад, и почти забыла отца Василия, Царствие ему Небесное), а потом звонит мой сосед - с Шипиловской улицы и даже из моего дома…

Все они - за пределами моего опыта и понимания.

И ты пишешь:

Ты можешь не верить или не считать такого рода опыт духовным - твое право. Но представь, что это так. И представь, что тебе кто-то очень правильный и вумный говорит, что _твой_ опыт - ерунда, мусор, который надо вымести... Куда ты такого учителя пошлешь? И правильно поступишь, о. Антоний тоже пишет, что это - самое ценное, что вообще может быть у человека. Его Путь, его Вера, его надежда и знание, что Бог не где-то там на небе, а тут, рядом, с тобой... Именно личный опыт.

"Это вообще не христианство, это глюки и ересь" - можно подумать, я сам не знаю... Но - если вот Бог со мной через ЭТО говорит, через то, что я воспринимаю как глюки (чтобы не путать - здесь под глюками я везде имею в виду "истинные" глюки, даже скорее нечто в стиле "вИдения" - как с композитором или вообще творцом он говорит через озарения, пример очень кривой, но надеюсь ты меня понимаешь... Что же мне теперь - Его отвергнуть, потому что мне христиане сказали, что неправильно он со мной говорит?! Ты понимаешь, что это означает, а?

И я отвечаю:

Я понимаю о чем ты говоришь.

И тут мне почти нечего посоветовать. Потому что я действительно не знаю осмысления этого опыта в рамках православия, просто потому что этот опыт не рассматривается и не приветствуется - тот, который требует особенного осмысления. Понимаешь, тут еще фишка - судить о чужом духовном опыте можно на основании своего... Тот опыт, который есть у меня - осмысляется. И мое «глюколовство» - осмысляется и мое «энергуйство» - осмысляется. О другом опыте я судить почти не могу... Был бы ты в Москве - я б тебя к нашему о. Георгию повела... А вообще - Добротолюбие почитай. Я не верю в то, что ты ничего полезного там не найдешь, это просто я вспомнить не могу ничего сейчас.

…Фиксирую десятки однообразных вопросов

«У меня пенсия 1200 рублей. Пусть Путин скажет, как на это жить?»

«Я инвалид первой группы, всю жизнь проработала… А пенсия 1600 рублей. Как на это жить? Мне не хватает на лекарства!»

«У меня пенсия… 968 рублей 20 копеек… Передайте Путину - как на это жить?»

«Девушка! Спросите там Путина, правда, что после семидесяти пяти будут еще по 300 рублей доплачивать?»

«Я инвалид, получил травму в армии… Мне начисляют пенсию по минимальному стажу. Прошу разобраться - можно ли нам выплачивать какие-то дотации?»

«Я получаю на ребенка детское пособие - 80 рублей. Сын десятиклассник. Вот спросите Путина, можно ли на это сына прокормить?»

«Дядя Путин, пришлите нам две тысячи рублей!»

«Когда студентам повысят стипендию?»

«Когда нам прибавят пенсию?»

Они высчитывают годы стажа и прибавки: за инвалидность, за ветеранство, за участие в военных действиях В Афгане и Чечне, по утере кормильца, по многодетности/, после семидесяти пяти лет, после восьмидесяти.

…Чувствую себя, со своей глобальной задачей месяца - отдать 300 баксов матери и поиметь еще двести, чтобы смотаться в Уфу или в Самару - полным придурком. «У крестьян нет хлеба, ваше величество! - Так пусть едят пирожные!»

Возникает острая необходимость отвлечься и сожрать пирожное. Разумеется, опрокидываю стакан сладкого кофея на светлые штаны и новенькую клавиатуру.

Когда следующий представитель требует в очередной раз убрать из правительства жидовские морды - елейно переспрашиваю: «может, переделаем на еврейские лица?». Видимо, тон понятен, отваливается сам.

Следующий звонок - из запредельного. Дотрепалась.

«Девушка! Когда будет произведена акция по отлову оборотней в нашем городе? - на миг теряю уверенный тон: Кого по отлову? - Ну оборотней! Шныряют тут! Вон-вон побежал…»

Следующему звонку уже не удивляюсь:

«Скажите, когда наконец будут ликвидированы бездомные дети и бомжи? И проституция?» «Так и писать, - спрашиваю, - «Когда будут ликвидированы»?» - Так и писать! Я сама учитель…» - Так и пишу.

Дед из деревни Чернушки: «Девушка! Коз мы тут держим… Коз, да, так Путину и скажитя.. Я чего хотел-то? Так вот - принимают ли щас где ихние шкуры, от коз-то? А?»

«Я обращался… в суд и в прокуратуру! И нигде не слушают меня… На ВладимВладимыча вся надежда… Лазают в квартиру и лазают… - Простите, вопрос ваш сформулируйте четче? - Ну лазают… лекарства в еду подсыпают…воду портят…»

«Мы очень любим нашего президента! Мы за него голосовали и будем голосовать! Мы надеемся на лучшее, у нас самый лучший президент! А спросить мы хотели - когда прибавят зарплату учителям и врачам? У нас на селе они очень мало получают…»

«Пусть Путин обратит внимание на развитие деревни! У нас последнюю "скорую" убрали… вы же понимаете - случись чего с ребенком, с больным человеком - ведь за 50 километров, в центр везти надо..»

И ты пишешь мне:

«Замечательно. Кто осмысляет такой опыт, с кем можно об этом поговорить? ГДЕ они?»

И я отвечаю:

«Ну вот я тебе осмысляю. То, что лично со мной, и то, что лично мое.

Осмысляется. Глюки\видения - осмысляются как возможность увидеть еще какие-то грани Божьего Мира и восхититься им. В этом я очень четко слышу голос Бога, при моем пессимизме и склонности к отчаянию, и при этом способности выдираться из депры и тьмы через красоту - мне в помощь и подается красота. Полагаю, что если я всерьез начну видеть то, что видят зачастую другие - негатив, и боль, и спектр всяческих эмоций - оно меня пришибет. И мне дается красота - во смирение, чтоб не закоснела в своем снобизме и своей правильности, утверждающей, что нету никаких иных миров, и - в помощь».

Поставили нас ожидать врагов, и мы ждали;

враг медлил и не приходил.

Мы смертельно устали

и в землю врастали, и сгинули все, как один.

С тех пор мы стоим, стережем. От кого? Мы не знаем,

наверно, от нас же самих.

Тихо, спите. А мы охраняем

ваш дивный, бесплатный, непонятый мир.

...Я люблю эту страну. Я иду по утреннему серому гололеду до Павелецкого вокзала - мимо дворника, гоняющего метлой пушистую дворнягу, мимо немыслимо страшного бомжа, мимо палаток с пивом и пирожками. Я чуть не ломаю каблук у новых сапог, я покупаю бутылку колы и пирожок с капустой на обед, я иду и напеваю про себя Хатуля...

Я задыхаюсь от любви к этой стране. Эта любовь очевидна, ее не объяснить, не отменить и даже не зафиксировать словами, потому что все слова кривы. Эта любовь больше меня.

Захожу в неказистое и махонькое кирпичное строение с табличкой «Колокольня храма Марона Пустынника». Никого нет. Ставлю тоненькую свечку, оставляю на свечном ящике какие-то деньги и двигаю в Совинтел.

«Ни в одной стране мира нет такого систематического разгула русофобии! Ежедневно по радио и телевидению СМИ тиражируют унизительную информацию о нашем великом народе. Не считает ли Владимир Владимирович Путин, что пора отнимать лицензии и у радиопрограмм и телепередач, которые допускают такое?»

«Скажите, вы когда-нибудь видели, чтобы человек ел на улице прямо из мусорного бачка? Вот и я не видел не разу… а я прошел блокаду Ленинграда! Пусть Путин скажет - почему в стране такая нищета?

«У меня проблема с гражданством. Понимаете, я грузин по национальности. Я жил в Абхазии, потом десять лет работал в Магадане, а из Магадана приехал в Москву. И мне не дают тут прописку теперь, говорят - езжай в свою Абхазию… У меня же там нет ничего, да и после войны - ну что там сейчас грузину делать? А они говорят - депортируем тебя после нового года… а у меня дочка тут три года! И нигде я не нужен, ну хоть в космос улетай!»

«Девушка, я маму перевезла из Ташкента… ей 80 лет уже, а гражданства не дают… и ни полиса не дают, ничего, а она ж больная, ей же лечится….»

«Девушка, я сам русский, родился в России, родители у меня русские… я двадцать лет работал на Украине, а теперь вернулся к матери, в родную нашу деревню, в Чертановку… И я не могу второй год получить гражданство! Ну я же русский, это же моя родина!»

«Скажите, когда будут реабилитированы граждане России, жертвы послевоенного террора, брошенные советской армией и вынужденные работать на оккупированных территориях… вы записываете? - вынужденные работать… чтобы не умереть с голоду… (всхлип) пишите! Чтобы не умереть с голоду…»

К вечеру мой собственный профессионально-доброжелательный тон начинает раздражать меня саму. Слышу со стороны эту выверенную вежливость и бешусь. Замечаю за собой ярко выраженный московский акцент - природное аканье усиливается от усталости и напряжения голосовых связок. Скулы сводит. «Добрый день… Спасибо вам. Да, еще раз спасибо… Спасибо за звонок, вся информация обязательно будет передана! Конечно, с вами обязательно свяжутся. Конечно. Еще раз спасибо. До свиданья, всего хорошего».

Крыша едет, и в финале я все-таки выдаю перл, спрашивая у кого-то слесаря из Тюмени: «Пол ваш уточните, пожалуйста?»

…После полуночи идем к метро, хватаясь друг за друга по гололеду и обсуждаем: «Интересно, хоть куда-нибудь эти звонки идут? - Конечно идут… Вот только что тетка звонила… И правда - там такой беспредел! Я все записала, надеюсь, хоть ей помогут. - Да никто этим убогим не поможет, кому они нужны? - Ну вдруг… все-таки… нельзя же так - чтобы никому и не помогли?»

Мы так же верим в это чудо, как и те, которые звонят.

Чудеса бывают.

Только не такие…

И я пишу тебе

«Они люди. Понимаешь, ведь не только ты, не только те, кого объявляют сатанистами и еретиками, чего ты так боишься. А и эти. Которые жгут книги Меня. И которые «Гарри Поттер - учебник магии». И даже которые: «Бей жидов». Каждый из них, каждый из нас - Образ Божий. Все эти деды и бабки, все эти дети, которые хотят компьютер на новый год, и жены, годами ждущие алиментов, и выселяемые из квартир, и выселяющие, и даже те, к кому они обращаются - и Путин, помощи от которого они ждут, и Рахимов, на которого они жалуются…»

И ты отвечаешь мне цитатой из Антония Сурожского

"Собор в городе Ковентри был разрушен во время налетов немецкой авиации; и из развалин построен на площади престол, из обломков железа - крест и надпись: "Прости им, Отче!" Так могут сказать люди обыкновенной веры, потому что эта вера была испытана огнем и железом, и в этом страдании они поняли, что ненавистью не искоренишь ненависти, что гнев человеческий правды Божией не творит, а любовь покрывает множество грехов и побеждает все, все без остатка".

И мы с тобой говорим об одном и том же, а в морозном московском воздухе затихают вечерние колокола…

А потом вы уснете, и мы вам расскажем,

и покажем,

как на верхней черте плоскогорья, которого нет

мы стояли на страже.

Благодарности:

Хатулю - за третью песню стражи.

Василиску - за переписку.

Путину - за экспу

Одной Змее и Кеменкири - за Абхазию.

Богу - за все.