Почему правоохранители на Востоке Украины не будут разгонять митинги
10 Апреля 2014

• Версия для печати

Донецкая милиция не разгоняет свои митинги, к блокпостам вокруг города приезжает просто посмотреть. Сгрудятся, постоят в кружочке и уезжают, никого не арестовывая. А этот человек в форме, он стоял и смотрел на митинг. С улыбкой. И вот он согласился поговорить

- Вы как-то сочувственно смотрели вчера на протестующих.

- Я стараюсь сторониться политики. Я здесь работаю, потому что мне нравится. Потому что мне нравится раскрывать, нравится находить людей. Иногда делаешь людям приятное. Иногда, конечно, гадости. Ну, – усмехается он. – Ну а так, в принципе...

Пророссийские митинги с конца февраля шли в Донецке каждые выходные. Все уже привыкли. Думали, что успокоится. Но 6 апреля митинг в защиту «Беркута» разбил окна в областной администрации, вошел внутрь и объявил себя Донецкой республикой. Милиция не вмешивалась.

- Я как бы люблю Украину. Лю-бил, - поправляясь, выговаривает он. - С другой стороны, Украина – это было государство. Теперь это не государство. - Почему?

- Если в России пришел к власти работник правоохранительных органов, он создал для правоохранительных органов нормальные условия. Если здесь пришел к власти бывший зэка, он создал для уголовников нормальные условия. Янукович. Виктор Федорович. Создали такой УПК, что по нему даже человека не арестуешь.

- Ваши товарищи не очень пытались вчера кого-то арестовать. Он даже и не думает искать обтекаемых формулировок.

- Это просто люди, которые придерживаются моих взглядов. Просто они могут высказывать свою позицию, а я нет.

- Такое впечатление, что и на блокпосты вокруг Донецка милиция старательно смотрит сквозь пальцы. Посмотрят, поговорят и уедут.

- Ну а смысл? Эти ж, львовяне, кричали: «милиция с народом». Ну сейчас здесь проходит та же самая ситуация с точностью наоборот.

- Вообще когда в Москве ОМОН выходит на митинг, это значит, что сейчас будут винтить. А у вас митинг пришел к отделению милиции, требуя освободить задержанных за драку 13 марта, вышел почти такой же ОМОН, в шлемах, со щитами. Встал по периметру. И ничего не произошло.

- Ну а как? Это свои. Свои люди, которые на самом деле без плохих мыслей сюда пришли. Они, эта толпа, неорганизованные. Если организованно, то и идут по-другому. Вот как во Львове: штурмовали эти райотделы все, позахватывали ж все райотделы, оружие всё позахватывали. Милиционеры им уступили, потому что просто тяжко. Сложно было отбиваться. Спалили бы всех заживо вместе с оружием.

- Вы думаете, милиция во Львове спасала себя или не хотела пролить кровь?

- Львовяне тоже такие же по убеждениям, как и их народ. Это их народ. Они – такие же, как их народ. Мы – такие же, как наш... У нас со Львовом общего нету ничего, только пока единая страна. Ватутин освободил мой город, да? А убили его через полгода солдаты УПА. И у них УПА - это герои, а для меня Ватутин – герой. Для меня это человек, командовавший армией, освободившей мой город. То есть мы... че у нас может быть общего? Многие у нас такие моменты... у нас история разная, культура разная. На Донбассе культуры нету как таковой.

- Как это нет культуры?

- А откуда? – выдыхает он. – Набрали людей, собрали на фронт идти, а потом направили сюда, Донбасс восстанавливать. Здесь набранные просто люди, кто зэка, кто просто деньги зарабатывать.

- Что за народ получился из этих людей?

- Понятийный. Здесь... понятия важнее, чем законы. Вот именно понятия, бандитские-не бандитские, но как жизненные понятия здесь важнее всего.

- В милиции тоже?

- Нет, я вынужден действовать по закону. Но понятия мне тоже важны. Вот, например, если митинг придет к моему РОВД, я спрошу: «Ты че сюда пришел? Ты чего хочешь от нас?» Тут перейти на «ты» не считаю проблемой, хотя в обычной жизни я к подростку даже обращаюсь на «вы». Понятия очень сильно сочетаются с моральными принципами. Я не буду с оружием стоять против таких же ментов, как я, если даже уйду. И... мне проще уйти, но не буду делать те гадости против людей, которые предлагают. Люди, которые вышли на митинг, с моих взглядов жизненных, они неорганизованные, они бестолковые, они непонятно чего хотят на самом деле. У каждого своя правда, каждый пришел по каким-то своим причинам.

- А вам не было обидно, когда они кричали милиции «позор»?

- Обидно. Но с другой стороны – позор, - рассудком соглашается он. – У нас руководитель поставлен новой властью. И мы – слушаемся... Они ж кричали: «Романова!» Это наш бывший руководитель областного УВД, которого поменяли с приходом новой власти. Насколько я знаю Романова, я не думал, что народ так будет за него. Хитрый человек. Он умудрился и для народа быть хорошим. - Может, потому что для толпы он «наш».

- Да новый тоже «наш». Он раньше был у нас замначальника области.

- Донецкий парень - он какой?

- Я... один раз был в Мариуполе. Это совсем другая культура, там совсем другие жизненные принципы. Там они себя Донбассом не считают, они, – из него выскакивает смешок, – не знают, что такое террикон! Это вот это горы шлака вокруг шахты. Горы в Донбассе – это терриконы. Центр города – это далеко не весь Донецк. В Пролетарском районе Донецка я на своей машине проехать не могу – потому что там нет дорог. Здесь - дети нормальные, благополучные, здесь - родители, понимающие, что их надо воспитывать, здесь – цивилизация.

- В центре города?

- Да. А там – рабочие поселки, которые в принципе... Поэтому я не могу их судить. В этом плане мне Виктор Федорович Янукович понравился, когда выступал: пока шахтеры и металлурги работают, пока им платят деньги – они никуда не сунутся. За деньги, за политику – они не пойдут. Но только им что-то будет не так... У нас митинги проходят - вы заметили? - по субботам-воскресеньям. Потому что мы работаем. У нас не получается так, как на Майдане – ни хера не делать и целыми днями стоять. А у милиции получается: мы работаем в общем режиме всю неделю, а в субботу-воскресенье получаем митинг как бонус. Нате, получайте и все равно торчите на работе!

Звонит телефон, и он отвечает жене. Жена боится, что он снова поедет на работу. У милиции в Донецке последний выходной был в феврале, до революции.

- Типичное отношение в рабочих поселках: если нет судимости, значит не мужик. Как крестины. Хотя бы условно должен получить, за какую-нибудь драку.

- Так что, правильно говорят там на западе, что тут гопники?

- Не гопники. Понятийные. Как гопники выглядят, это потому что черный спортивный костюм, с тремя полосками, в лучшем случае «Адидас», в худшем – «Абибас» какой-нибудь. То есть это до сих пор нормальное явление. У меня тоже был черный спортивный костюм, сейчас у меня другой спортивный костюм.

- Но спортивный костюм все равно обязательно есть.

- Да. Мне в спортивной одеждой удобнее. Я если езжу за границей, я надеваю спортивный костюм. Мне так удобнее, - упирает он в последнее слово. – А если в соседнюю область выезжать – даже нечего надеть. Бандита надо задерживать в другой области, все доказано, только возьми его, доставь до тюрьмы. Мы боимся ехать на донецкой машине, у нас же милиция ездит на своих машинах в основном. Не знаю, как у вас в полиции с транспортом. У нас все на своих.

- На своих собственных?

- Да! Возмущает, что бандитов там блохастых приходится возить, там же ребенок мой ездит еще. Ну а выбора особо нет. Не на троллейбусе же ездить. И получается, ехать на запад страны, на донецкой машине: если мы поедем в нормальной одежде, в спортивных костюмах, в удобной для работы одежде – мы будем титушками. В любом случае, три морды такие, как у меня, – это будут титушки.

- А если в милицейской?

- Тогда мусора-пид***сы. Если поедем в обычных цивилизованных костюмах – тогда это донецкие коррупционеры, чиновники, зарвавшаяся власть. В каком виде работать, непонятно.2 Единственно, вариант может нас спасти, какие-нибудь там джинсы, такая помесь джинсы-рубашка!

- Как хипстер.

Он пропускает это слово как незнакомое.

- И то, что там говорят на нас «гопники» – они, может, в чем-то и правы. Сама культура. И вообще необязательно быть гопником и совершать при этом гопы.

- Что такое гопы?

- Гоп – это грабеж. Но на самом деле они в Киеве себя проявили ничуть не лучше. Они точно такие же, в себе разобраться не могут: одни нападают на банки, другие, как Саша Билый, с автоматом приходят на заседания. Может, они в чем-то правы, но они, кажется, ничем не лучше. Здесь это хоть исторически обусловлено, потому что народ приехал сюда работать. Как на БАМ ехали: кто-то за идею, кто-то заработать денег. Здесь в 50-е годы собирали кого ни попадя.

- Но с тех пор прошло много времени, разве люди не изменились?

- Работяги, они не поменялись. Пацан вырос, отучился в техникуме и потом тоже пошел в шахту. Че они поменялись? Есть где работать, есть на что забухать. И в принципе, что им еще надо.

- А донецкий характер – какой?

Он задумывается ненадолго. - Его бы не трогали. Не забирайте то, что есть, – и все будет нормально.

- И что, сейчас люди почувствовали, что у них что-то забирают?

- Забирают язык. Народ в основном за язык. Новая власть когда пришла, это ж понятно, молва разнесла еще по-дурацки: «отменить закон о языках – в Донбассе все базарят на украинском». Как так? Мы же не разговариваем на украинском!». Я вільно володію українською мовою, мабуть, і краще тіх же львівян, тому що воні ж с польскім діалектом. А большинство народу у нас украинский не понимает: шо та га - це ще не мова. Поэтому и получается, что у них отобрали, пытаются отобрать то, что есть.

- Что за душа прячется за суровостью донецких парней?

- Я теряюсь в той душе. Я не могу понять.

- Вы же тут родились.

- Да, но я же общаюсь не с работягами. Здесь у меня каждый второй опрашиваемый имеет высшее образование.

- А когда работяги выходят протестовать на площадь, вы сочувствуете им?

- Поддерживаю ли я их в душе? Слово «сочувствуете» – это когда беда какая-то.

- Да, поддерживаете ли вы их требования?

- Но они сами не знают, чего хотят. У каждого свои требования, у каждого свое в душе, просто изначально – все против власти. Учитывая, что происходит в этой власти, я тоже однозначно против. И против той, которая пришла, и против той, что ушла. Люди зовут: «Янукович приди, наведи порядок» - но нет, он не наведет, потому что он сам допустил этот беспорядок. Он умудрился кулуарно2 разосрать всех своих, потому и проиграл. А эти парни… они не приходят на площадь без бутылки пива... Выпил 150 грамм и пошел на площадь поорать, погорланить. На самом деле вот это типично. Никуда от этого не денешься, оно есть... Даже штурм обладминистрации (еще при старом губернаторе – РР) привел к тому, что люди залезли в кабинет Шишацкого, поворовали оттуда спиртные напитки, чай и медальки. То есть люди полезли за властью, а взяли печеньки. Это нехорошо. Если ты за властью идешь – бери себе власть. А если ты за печеньками идешь – бери печеньки. Вот так. Именем революции. Точно так же «Правый сектор» в Киеве и действует. Зашли, забрали пирожные, пошли себе дальше.

- А тех ребят, которые выходили на площадь в Донецке с украинскими флагами, вы их понимаете?

- Нет, не понимаю. Честно говоря, не понимаю... Я не понимаю, что в этом государстве может быть хорошего. Я не вижу – что здесь хорошего. Кроме самой страны. Страна – красивейшая. Мне страна сама по себе очень нравится. Мне не нравится государство.

- Вы любите украинский народ?

- Нету народа украинского. Такого понятия «украинский народ» – я не знаю. Я не могу понять, что это такое. Граждане Украины? Закарпатье – это венгры. Венгры, словаки. Львивцы – они были с Польшей все это время. Советский Союз их захватывает, и они становятся частью Украины. Причем до войны там была большая часть евреев.

- Но из каких бы национальностей ни состояла, все равно это страна.

- Страна – это вот и есть. Была Украинская советская республика, потом она стала страной Украиной. Но «народ»? «Русский народ» – это кто? «Россия для русских»?

- Вы поддерживаете идею единой Украины?

- Нету единой Украины.

- Нет?

- Я не хочу с ними иметь ничего общего.

- Но почему до сих пор было возможно, а теперь стало невозможно?

- Это и так было за уши притянуто. Было возможно, потому что находились какие-то консолидирующие силы. То находились, то расходились. А тут пришел дурачок к власти, который помешал политику с бизнесом, себе подчинил все, захотел королем быть – и так на него правобережная часть Украины гнала очень сильно: зэка, все.

- Вы же и сами говорите, что он зэка. А в чем тогда противоречие?

- Он несмотря, что зэка – сильный руководитель. Но подросли его сыновья, причем второй сын у нас бизнесмен. Анекдот у нас ходил, слышали? «Едет по Украине Виктор Федорович: Ой, а чья это стройка такая, кто так классно построил? «Виктор Федорович, так это Александра Викторовича». Да? Хорошо. Ой, а чьи это люди асфальт строят, чьи машины работают на дороге? «Так это ж Александра Викторовича». Да? Ой, а чей это завод? Классно машины отходят, одна за другой! «Виктор Федорович, так это Александра Викторовича!» Что это, в стране никто не работает, кроме моего сына?!» Пока не смешивал бизнес с политикой, все было нормально. И на западе люди ругались, но терпели. Смешал – обос*ался. Вот и получается.

- Вот и получается, что у вас есть общий язык с западом: против Януковича вы могли бы объединиться.

- На выборах оно бы так и было. Просто вопрос, кто вместо него. Есть нормальные процедуры, импичмент.

- Донецк поддержал бы импичмент?

- Я думаю, что да. Как быстро партия его от него отреклась. Семья забрала себе все. Даже руководитель Донецкой области… не хочу говорить… тоже принадлежал к семье. Ни Донбасс, ни Харьков, никто не поддержал бы этого президента. Все опасались, что он что-то придумает такое, чтобы всю жизнь оставаться у власти. Ну у вас, понятно, придумали. У вас есть теперь зам. Вам виднее, как он руководит, – но есть хотя бы одно мнение. Державное.

- А когда был митинг 13 марта в Донецке, и люди с русскими флагами кричали «на колени!», и на колени поставили тех, кто пришел с украинскими флагами.

- А это уже месть была за то, что творили в Киеве. Я их не поддерживаю, но я понимаю их. Потому что то же самое делали. Как беркуто̀в ставили на колени в Волынской области, в Черновецкой. Своих же беркуто̀в, которые выполняли приказы. Они своих же ментов, своих же, ставили на колени, и кричали все, что ни попадя, плевали, сморкались на них. Здесь это – ответка. Я не поддерживаю такой вариант. Но поскольку одним можно – соответственно другим тоже можно.

- Ваших знакомых милиционеров отправляли в Киев?

- Да. Желания ехать туда ни у кого не было.

- Думали, что будет опасно?

- Тогда еще нет. Понимали, что стреляют маленько. Но видите, государство у нас милиционеров ничем не защищает: погиб так погиб. Никаких выплат. Пострадавшим милиционерам мы скидываемся на операции. Когда победила та власть, было озвучено с трибуны Верховной Рады: ребят из Сотни наградить, звезды героев тем, кто погиб, и деньги на лечение тем, кто пострадал, – а милиционерам «все что по закону». А им никто не должен по закону. А что положено, не действует. И получается, что мы нашим беркута̀м, у кого травмы есть, скидывались на лечение. Скинулись – и все. Ну как так? Небесная сотня – герои, а менты разберутся сами по себе? Они точно такие же погибшие, но они враги народа. Причем они погибли на самом деле за страну, за то, что защищали действующего президента. У нас в Донецке четверо или пятеро тяжелораненых, одному нос отстрелило. Все жить будут, просто вопрос, что лечение на нас ложится. А беркута̀м в Полтавской области врачи в больнице сказали: «восемь тысяч гривен, чтобы операция началась». И ничего не начали делать, пока родственники не привезли денег.

- Что сейчас у вас на душе?

- Я понимаю, что от нас отвернулись те, кто был с нами. Победили враги, и они начинают принудительно заниматься сексом с нами. И когда суббота была, как у вас взрослая палата парламента в России называется?

- Совет федерации.

- …и он принимает решение о вводе войск, ты понимаешь, что у тебя есть старший брат, который может защитить. 22-го была суббота, когда мир перевернулся. А 1 марта – в субботу - примерно такое было ощущение, что у тебя есть старший брат, который может заступиться. Было радостно, что тебя не просто будут иметь, а что есть кому заступиться, даже если будут иметь. Ты не один в этом мире… Понятно, что мы нужны, буферной зоны чтоб не было, чтобы в ста километрах от Ростова не стояли базы НАТО. До Ростова, ворот вашего Кавказа, сто километров. Понятно, что надо, чтобы тут в зоне прямой видимости не было американских морпехов. Даже в этом случае приятно, что так есть…

- А сейчас как вы хотите, чтобы дальше развивались события?

- Я хочу, чтобы сюда вошли российские танки. Просто я понимаю, что это нереально. Большая часть милиционеров хотят, чтобы Донбасс был на территории России.

- Почему не автономия в составе Украины?

- Смысла никого нет. Просто быть субъектом федерации, малороссийским округом. В составе Ростовской области, Южный федеральный округ. Я думаю, что Харьков тоже будет претендовать. На самом деле нереально, потому что как отделить? Что нужно в Россию: Днепропетровск или уже Кривой рог? Это все несбыточно. Но хотелось бы.

- Это все обида на то, что сделали с «Беркутом», что не посчитали их за людей.

- Вообще нас за людей не посчитали!

- Это обида в вас говорит.

- Не-не-не, нет. Я-то знаю, что говорю. Просто сейчас это уже как никогда реально. То есть понятно, что и сейчас нереально. Но реальнее, чем было год назад!

- В милиции многие так думают, как вы?

- Все. Потому что у нас зарплаты очень маленькие. Милиция – мы хотя бы из меркантильных соображений. У многих, конечно, подвязки в России, родственники. Но мы исходим из своих чисто меркантильных соображений. У нас даже начальник подразделения получает зарплату 370 долларов.

- В Евросоюзе у полицейских тоже выше зарплата.

- В Евросоюзе нас никто не ждет, - твердит он.

- Когда вся эта волна пошла в ноябре, я тоже думал, что по идее менты получают нормально в Европе и в России. А как пошло дальше, втупую поубивали людей, отправили людей одних на людей... Поэтому теперь, ради своей семьи и исходя из меркантильных соображений, я хочу быть в России. Я готов идти участковым, начинать все сначала, дайте мне два села, я буду ездить их обслуживать. Чтоб у них в селах был порядок, чтоб курей не воровали по привычке. Я не боюсь работы.

- А военные в более сложной ситуации, чем милиция? У них более сложный выбор?

- Они тоже настолько нищие... Может, в них сильнее дисциплина и долг присяги. Меня-то учили раскрывать преступления и общаться с народом, а их учили быть верными присяге. То есть им в юности вдолбили немножко других принципов. Они, как волки, за флажки не могут. Украинской армии в принципе не существует, мы по пятерочке скидываемся, чтобы ее прокормить. Вы видели в телевизоре: «Отправь смс – снимется 5 гривен на содержание армии». В авиационной части в Крыму пацаны, которые учились на штурмовиков, сидели диспетчерами. Им просто взяли, разбили аппаратуру украинскую, поставили свою, в розетки воткнули, посадили свои самолеты. Реально армию загубили раньше еще. Милиция себя сама подогревает, но держится: мы раскрываем преступления, то есть мы сами себе не даем засохнуть.

- Это вас морально поддерживает?

- Не то что морально. Мы что-то делаем, поэтому мы еще живы. А армия – денег нету на учения, не воюет – 23 года у нас армия дурака валяла.

- Вы сочувствуете военным в Крыму?

- Да, сочувствую. Потому что у них выбор тяжелый. О переходе. И я понять не могу: а чем ты собираешься кормить своих детей? Тебе предлагают 1000 долларов зарплаты, – у военных, у прокурорских, у ментов нормальная зарплата – или тебя просят ехать работать за свои 250 долларов?

- Ну а моральный выбор?

- Моральный? - переспрашивает он как о чем-то малозначительном. – Кто что считает родиной. Здесь уже вопрос, кто себя кем считает.

- Чего вы боитесь?

- Всего. На самом деле, всего. В каком смысле боитесь?

- Вот люди ездят, ищут каких-то бандеровцев, останавливают войска.

- Нет, у меня страх за свою семью. Я с вами даже общаюсь, я понимаю, что СБУ-шники уже перестроились, они уже работают на действующую власть. Мы тоже на действующую власть, но у нас обязанности слава богу другие, и мне хватает, чем заняться, кроме политики.

- А глава СБУ Донецкой области почему ушел в отставку? Это правда, что все СБУ готово было перейти на сторону к России?

- Я этого не знаю. Но думаю, что так и есть. Это Донба-а-асс. Вот речка Кальмиус, здесь шла граница войска Донского. Здесь слишком сильные связи с Россией. С одной стороны, ничего такого не хочется, пусть будет единая страна. А с другой стороны, если будет единая страна – это значит, нас положили и насилуют. Страшно войны, не хочется войны. Но... поскольку в Киеве не могут определиться, чего хотят, то нас насилуют, насилуют... Если так будет продолжаться, то в принципе... мы проиграли. Нас положили, имеют... Видите, как в Крыму, по отношению к беркутАм: пацанов обидели очень сильно, теперь они Крым не отдадут. Беркута там вместе с россиянами же стоят. Беркута, которых имели в Киеве. Которых изгнали из Киева, с позором. Наши ППСники столько пережили в этом Киеве. Возвращались сюда, боялись, что разорвут по дороге, растерзают на куски. И это сейчас считается нормально? Человек, который это делал, может героем Украины стать?

- Что можно сделать, чтобы до войны не дошло?

- До войны не дойдет на самом деле. Для войны нужны три вещи, как говорил Бисмарк: нужны деньги, деньги и еще раз деньги. А здесь их нет. Если на призывных пунктах дают форму, а обувку, говорят, сами где хотите, там берите. И кто-то из города приехал, у него кроссовки фирменные, а кто-то взял себе кедики за 80 гривен, и они распадутся через два дня. Армии как таковой у нас нету... И такими безумными, безумными решениями продолжать загонять страну в тупик! Донбасс будет молчать, в тряпочку молчать, если они не будут подымать. Поговорили на кухне и все на этом закончилось. Не поднимется.

- Но если бы Киев сказал, что все погибшие для него равны, это бы успокоило Донбасс?

- Если бы ввели опять русский язык, не меня лично, но Донбасс бы успокоило. У меня обида осталась, я терплю, я помню обиды. Я при первой возможности сделаю гадость тем, кто меня обидел.

- По вам так не скажешь.

- А это чисто из принципа. Потому что – не надо обижать! Я не вижу в Киеве людей, кто может консолидировать. Ни у кого из них нету команды. До майских выборов они успеют еще передраться между собой. Не вижу я перспективы в этой стране, как ни обидно это звучит. Свою семью я как-нибудь да прокормлю, просто не буду работать на этой интересной неоплачиваемой работе. Но просто вопрос что дальше? Коррупции в России больше, чем даже у нас. Так получилось, что мы азиаты: и вы, и мы. Коррупция в крови, получается.

- Вы повторяете одни и те же лозунги. Люди на Майдане тоже выступали против коррупции.

- Ну, они добились победы? У них сейчас во Львове в милицию назначают тех же людей, которые были. Чтобы истребить коррупцию, нужно всех лет до 13 поубивать. Дети уже с такого возраста начинают понимать: можно не идти в школу, мама купит справку. И все, с этого времени – звиздец. Понятно, что я гражданин Украины. Это мое личное мнение. Мне Украина как страна нравится. Но мы и так были не единые, а нас еще разосрали.

***

Областная администрация забаррикадирована щитами с кировоградской милицией

— Донецк получил помощь из центра. Прямо к щитам кировоградской милиции подходит худенький невысокий парнишка. Он плохо одет, вытертый серый свитер, старое трико, дешевые кроссовки. В руках плакатик — «г.Горняк с Донецком». Шахтер.

- Меня спрашивают на работе: ты за деньги ездишь? Нет, я за идею, - говорит Толик парням в касках с открытыми лицами- милиция в Донецке не опускает забрало.

- Я родился на Украине в 1984 году в Великой Стране Советском Союзе, а сейчас живу в Великой стране Донбассе, потому что я не признаю ничего здесь, а теперь Америка боится воссоединения Союза!

Молодые, еще на десять лет моложе него, милиционеры, стараются не встречаться с ним взглядом.

- Наши деды воевали в 45-м году, а теперь мне предлагают воевать с Россией? За ШО? Это мои братья! У меня двое детей и я пришел сюда за них! Я с ночной смены, я сутки не спал! И я завтра тоже приду сюда!

- Та-ру-ту вон! Та-ру-ту вон! - скандируют за его спиной люди. - Гу-ба-рев! Гу-ба-рев! Ре-фе-рен-дум!

- Вы такие же ребята, как я, - хватает их за руки Толик. - Я уважаю этих ребят! Они выполняют приказ, как и я.

Они молчат, но он настойчиво говорит с ними.

- Я уважаю Беркут!

И они смотрят в сторону, им как-то неловко.

- Ребята, я вас уважаю! Вы - право-защитники!

Костяшки пальцев у одного милиционера побелели, так он вцепился в свой щит.

- Смотри, вот человек, женат, - уговаривает их Толик.

И когда он произносит эти слова, парень за щитом расколдовывается:

- Нет.

- А, разведен, - догадывается Толик. - Кольцо на левой руке.

Кировоградские милиционеры, которых Киев прислал для усиления, переглядываются и смеются.

Источник: Эксперт