Параллельная Россия. Часть V
15 Августа 2011

• Версия для печати

Если новую экономику начнут создавать чиновники и олигархи, то среднестатистическая семья, занятая в ней, не никогда не сможет владеть усадебной недвижимостью и инфраструктурой с расчетной стоимостью в 13.8 млн. рублей. Зато число яхт и хрустальных унитазов заметно возрастет. Но при этом не будет ни новой России, ни новых людей, ни новой жизни.

4. Расселение

“Eo rus”. - “I!”

“Поеду в деревню”. - “Езжай!” (лат.)

Новое вино нельзя вливать в старые меха, это непреложная истина. Качественное обновление жизни не сможет состояться ни при сохраняющемся господстве существующих общественных отношений, ни в условиях, когда человек водружен в искусственную жизненную среду, этими отношениями сформированную.

Ведь наши нынешние перенаселенные города – это «экстеншн», продолжение, вынесение в жилые кварталы основанных на редуцированном простом труде предприятий отживших свой век индустриальных укладов и весьма схожих с ними объектов административной и непроизводственной сфер. Городская многоэтажка, во времена Жолтовского и Посохина задумывавшаяся едва ли не как продолжение древнегреческих перипатов – мест для жизни и творческого общения ученых, инженеров, артистов и представителей более земных профессий, столь же открытых идее развития и совершенства, – быстро превратилась то ли в казарму, то ли в «железобетонную деревню» на несколько сотен квартир-«дворов», населяемую преимущественно спешащими на ночлег и выходной работягами и уже «отспешившими» свое городскими алкоголиками. Существует даже теория, что Сталин, мечтая о формировании нового человека, сознательно-де тормозил массовое жилищное строительство, понимая, что массы пока не дозрели до Ликей и Академий…

Несмотря на, казалось бы, необсуждаемую ценность обладания отдельной квартирой, истинное отношение к наших людей к данной жизненной среде проявилось через бегство на дачи и садовые участки. Как только в конце семидесятых было легализовано массовое садово-дачное строительство, города с пятницы по воскресенье начинали пустеть. Причем пустела не только Москва – садовые участки бросались осваивать жители двух-трехэтажных районных центров, где картошку и репу вполне можно было выращивать под окнами квартир. Феномен массового бегства наших горожан в деревню – лучшее свидетельство не столько краха индустриальной урбанистической модели, сколько несостоятельности всей связанной с нею системы отношений, упраздняющих личность. Если дать психоаналитику покопаться в подкорке любого российского дачника-садовода, что он обнаружит, что любовь к шести соткам происходит исключительно от того, что на них человек чувствует себя вполне независимым и свободным.

Сохранение в наши дни в практически неизменном виде советской урбанистической традиции – свидетельство того, что принципиальных изменений в системе экономических отношений не произошло, нового уклада не возникло. Разговоры о «коттеджах» и «таунхаусах» - не более, чем дань моде, поскольку места, в которых возможна массовая малоэтажная застройка, наглухо отделены от существующих источников занятости многочасовыми автомобильными пробками. Реально в России развивается лишь до боли знакомое многоэтажное строительство. Но если при прежнем режиме «клетушка» предоставлялась человеку бесплатно и даже в какой-то степени ему навязывалась, то сегодня за этот сомнительный актив еще и берут деньги. Лучшие годы жизни русская городская семья отдает за то, чтобы заработать на квартиру, затем из последних сил ее обустраивает, затем за железной дверью, у телеэкрана, полагает, что может наслаждаться комфортом и относительной независимостью от мира - а на самом деле попадает к нему в окончательное рабство.

Педалируемое властями так называемое “решение жилищного вопроса” для большей части россиян, где заветная цель - малогабаритная двушка через ипотеку - это прежде всего изъятие, удаление из жизни людей их лучших лет для творчества и самореализации. Проживание в современный российских городах, в их скученности, в их пробках, в их страхе - отбирает остатки свободы и сил, устраняет иммунитет перед массовой культурой. Наряду с массовой культурой и политическим цинизмом современный российский город является сегодня ведущим фактором дебилизации населения.

Но и современная российская деревня – сколько бы ностальгических воздыханий и слез ей ни адресовалось – в еще меньшей степени пригодна для жизни в условиях нового века. Перешедшая в XXI век из крепостнической эпохи сверхуплотненная (при бескрайних-то просторах!) застройка, когда расстояния между домами меньше минимальных противопожарных разрывов, с повсеместно деревянными строениями (строить каменные дома в Нечерноземье сначала не позволяли помещики, затем – колхозы) – это среда скорее для выживания, временный, на скорую руку сколоченный приют, по несчастью ставший постоянным для многих поколений русских крестьян, лишенных возможностей к свободному труду. Но несвободный труд в деревне еще горше несвободного труда в городе, оттого все, кто смог, уехали в города, а брошенные срубы-шалаши сейчас обживают куда менее притязательные мигранты из Средней Азии и Кавказа. При этом совершенно очевидно, что уклад, который эти мигранты воспроизведут, укоренившись в брошенных русских деревнях, будет еще более примитивным и бесчеловечным.

Между экономическим укладом и селитебной средой существует чрезвычайно сильные обратные связи, препятствующие взаимным радикальным переменам. Наемных рабов с заводов и из офисов невозможно укоренить в «одноэтажной России», а новый технологический уклад невозможно создать руками этих рабов – даже если они почитают себя людьми вполне свободными и даже, в некотором роде, «средним классом». Логическим разрешением данного противоречия могла бы стать реализация в одно время полюбившегося мне лозунга «Разрушить заводы и города, преобразить Россию!» - но, выбрав просвещенный путь реформ, приходится задумываться над технологиями мирного преобразования доставшейся нам от прошлого фабрично-крепостнической селитебной среды.

Новая жизненная среда в России не может быть учреждена актом государственной воли, ибо, будучи неразрывно связанной с соответствующим укладом, она являться его неотъемлемой частью, его производственным, функциональным элементом. Новый уклад и новая селитебная, жизненная среда должны развиваться параллельно, поддерживая и обогащая друг друга. Только так удастся разорвать чрезвычайно прочные обратные связи между селитебной средой и типом экономической организации – которые в России значительно прочнее, чем у других стран.

Мы уже говорили о том, что новый технологический уклад в нашей стране должен опираться на биоэкономику, развитую персонализированную медицину, роботизированные обрабатывающие и сборочные производства. Определили, что на первом этапе его становления целесообразно опережающее создание биоэнергетического кластера с опорой на неиспользуемые площади пахотных земель, поскольку данный кластер – пусть и не самый ультратехнологичный, но зато уже сегодня имеющий все возможности для развития (в части II «Параллельной России» приведена его подробная характеристика). Так вот, данный биотехнологический кластер в состоянии дать начало весьма обширной и динамичной новой селитебной среде, опирающейся на 142 тысячи условных селитебных единиц – индивидуальных усадеб или просторных жилых блоков в таунхаусах:

Сто сорок две тысячи новых усадеб, размещенных в наиболее депрессивных районах страны с сотнями тысяч гектаров заброшенной пашни – вот, собственно, и основа новой страны, с которой должно начаться ее преображение. Территория этой «параллельной России», с учетом неизбежно попадающих в ее ареал земель лесного и водного фондов, будет составлять порядка 38 миллионов квадратных километров. Это – 2.3% территории всей России или примерно 7 средних по размеру российских областей, например, аналогичных Самарской области. Разумеется, границы «новой страны» будут условными, ее территория будет вплетаться в ткань существующих землепользований, сторонясь, по возможности, крупных городов и разливаясь, оживая, по мере движения к отделенным и малозаселенным окраинам.

Количественные параметры новой селитебной среды при этом ожидаются следующими:

Как видим, «новая страна», создаваемая вместе с новым биотехнологическим кластером, будет состоять почти 14 тысяч из персонализированных аграрных усадеб – фермерских хозяйств XXI века. В среднем на каждую усадьбу будет приходиться 463 гектара земель, из которых площадь интенсивно обрабатываемой пашни в среднем будет составлять 272 гектара – что соответствует фермерской практике США или Австралии. В интересах безопасности и снижения затрат на инфраструктуру целесообразно группировать по 5-7 усадеб в составе соответствующих новых сельских населенных пунктов.

Необходимо создание не «новой деревни», а новой городской среды распределенного типа. Современные коммуникации и технологии сообщения позволяют формировать жизненное пространство максимально широким, и в то же время удобным для человека.

Местами локальной концентрации промышленного и научного потенциала, а также непроизводственных сфер деятельности станут 1.9 тысяч новых населенных пунктов городского типа с комфортабельными городскими усадьбами и таунхаусами.

Новый технологический уклад, новая жизненная среда не отрицают старой промышленности в той мере, в какой она будет необходимой для обеспечения технологических и жизненных нужд. Промышленные гиганты металлургии, нефтехимии, цементные и прочие подобные производства смогут продолжать работать в местах своего существующего размещения, однако их развитие будет происходить в направлении сокращения живого труда. Большая часть промышленных поселений и моногородов со временем канут в Лету, оставшиеся производства начнут обслуживаться вахтовым методом. Но этот процесс растянется на десятилетия, для наших ближайших планов он не критичен.

Параллельная страна, порождаемая биотехнологическим кластером и обеспечивающая его функционирование и развитие, сможет раскинуться на территории всех федеральных округов России, за исключением, пожалуй, Северо-Кавказского, для которого, увы, характерны перенаселенность и отсутствие свободных земель.

Право, занимая порядка 2.4% отнюдь не самых престижных и освоенных земель соответствующих федеральных округов, новая страна в полной мере сможет развиваться без противоречий и конфликтов с «остальной» Россией. Вполне по Бродскому - «и от цезаря далеко, и от вьюги». О том, каким образом для новой страны окажется возможным обеспечить мирное и взаимовыгодное сосуществование с действующими властями, а также защититься от коррупционеров и бандитов, речь пойдет в VII главе. В следующей, VI главе, мы рассмотрим возможные механизмы финансирования нового кластера и связанной с ним новой селитебной среды. Пока же заострим внимание читателя на ключевых финансовых параметрах, подтверждающих, что проект создания новой страны в полной мере реалистичен.

Капитальная стоимость жилого фонда и инфраструктуры новой селитебной среды в масштабах анализируемого «пилотного уклада» оценивается в 2 триллиона рублей, или 65 миллиардов долларов США:

Сумма внушительная, однако отнюдь не фантастическая. Она примерно соответствует 20% от величины инвестиций в основной капитал в России в 2010 году – при том, что полноценных и сильных мотиваций к накоплению в нашей стагнирующей экономике по-прежнему нет. Сопоставима она и с финансовыми результатами биотехнологического уклада. Во II главе я приводил оценку фонда потребления и накопления нового уклада, она составила 1.17 триллионов рублей. Предполагалось, что на цели развития селитебной среды будет использоваться 12% средств этого фонда, или 140 млрд. рублей ежегодно. В этом случае новая селитебная среда «окупится» за 14 лет – срок абсолютно приемлемый для долгосрочных неспекулятивных проектов. При этом, чтобы граждане «новой страны» зажили по-человечески, нет необходимости ждать десятилетиями: развивающаяся экономика уклада будет в состоянии привлекать необходимые ресурсы на кредитной основе. Хотя, быть может, чрезмерно спешить и не надо: на обустройство практически пустого и сегодня никому не ненужного пространства уйдут те же 10-15 лет, не меньше.

Зато качество жизни в новой селитебной среде в полной мере начнет соответствовать лучшим западным образцам, например, качеству жизни в сельских кантонах Швейцарии. А если учесть, что одной из задач «параллельной России» является создание общества подлинно свободного, общества без Большого Брата – то со временем у него появятся много дополнительных факторов привлекательности.

Новая жизненная среда сможет как опираться на существующие формы муниципального управления, так и формировать новые. Как ни странно, современные российские законы о местном самоуправлении весьма либеральны, и наши муниципалитеты являются послушными филиалами региональных властей исключительно в силу того, что у них хронически не хватает собственных денег и они вынуждены существовать на субсидии субъектов федерации. Если же деньги «снизу» появляются – то появляться и шанс обратить муниципальную власть лицом к людям, переизбрать, заставить работать. Там, где подобное не получится – до 100% муниципальных функций смогут взять на себя кооперативы жителей.

Новая жизненная среда по свой сущности и способу существования будет являться “Расселением”. Расселение - это антипод замкнутому, обособленному, внутренне статичному и зарегулированному поселению, сделавшемуся основой современной российской жизни. Расселение же, наоборот, прорастает во внешний мир, постепенно трансформируя его по своему образу и подобию.

Расселение, новая среда, возрожденные русские земли – это не красивое дополнение перспективного технологического уклада, а новый способ человеческой жизни, путь к преображению личности. Я уже писал, что одна из вековых трагических коллизий России состоит в хорошо осознаваемой невозможности в течение земной человеческой жизни обустроить колоссальное и неуютное русское пространство. Слава Богу, теперь подобное становиться возможным. И, как только проклятая проблема обустройства жизненной среды в России будет решена, начнут исчезать миллионы болячек и комплексов, веками терзавших русского человека. Не смейтесь, но в новой жизни станет значительно меньше алкоголя, поскольку снизится потребность снимать постоянный стресс и заполнять пустоту времени. Для большинства людей налаженная, комфортная, с устойчивым деловым ритмом жизнь станет гарантией падений и просто новой приятной повседневной реальностью, с которой не захочется расставаться. А для кого-то, из подлинно избранных, – окном в преображенный мир. Тем более, что Преображение, обретение нового смысла человеческого бытия - это есть именно то, что нужно человечеству на рубежах «конца истории».

С такими возможностями - страшно подумать!- Россия со временем станет центром притяжения десятков, а может быть - и сотен культурных и высокообразованных иммигрантов с Запада. На своем историческом пути Россия не раз принимала «культурных иммигрантов» - это и византийские греки после 1453 года, и германцы в годы Тридцатилетней войны, обрусевшие потомки которых впоследствии помогали Петру I, это французские роялисты... Да и в Советскую Россию в двадцатые годы прошлого столетия переселились не менее ста тысяч граждан европейский стран и США.

Если новый иммиграционный приток в Россию с Запада когда-либо состоится, то его основу будут составлять люди, сохранившие приверженность к подлинной человеческой свободе. По мере того, как в большинстве стран мира человеческая свобода будет все более становиться исчезающей роскошью, у России появится шанс помочь и этим людям, и себе.

Предполагаемый в качестве импульса для зарождения новой жизненной среды биотехнологический уклад, базирующийся на биоэнергетике, выработке из депозитов биотопливных культур универсального корма - «искусственного овса», на постиндустриальном животноводстве и производстве растительных волокон - это лишь первый шаг, призванный проложить дорогу другим технологиям нового века. Дальнейшее развитие новой жизненной среды с преобразованием сперва сельской местности, малых городов, а впоследствии – и городов крупных, будет поддерживаться такими отраслями, как персонализированная медицина, роботизированные массовые и сверхвысокотехнологичные прецизионные производства, компьютерная обработка баз знаний, новыми направлениями науки и инжиниринга.

Если все эти виды деятельности будут осуществляться на преобладающей основе горизонтального взаимодействия своих участников, если в рамках кооперативной модели удастся сделать основным фактором производства не капитал, а знания, а в капиталоемких сферах удастся избежать концентрации капитала в руках финансовой и управленческой элиты, то Расселение состоится и будет успешным. Если же новую экономику начнут создавать чиновники и олигархи, то среднестатистическая семья, занятая в ней, не никогда не сможет владеть усадебной недвижимостью и селитебной инфраструктурой расчетной стоимостью в 13.8 млн. рублей, зато число яхт и хрустальных унитазов на планете заметно возрастет. Но при этом не будет ни новой России, ни новых людей, ни новой жизни.

Не побоюсь также повториться, что еще одним необходимым условием Расселения является сохранение и развитие в новой экономике сложного характера труда, что, как мы выяснили, возможно только в условиях кооперативной организации экономической жизни. Любая редукция сложного труда к простому в интересах «роста эффективности управления» и сохранения накопленных элитой капиталов с неизбежностью приведет к исчезновению в Расселении творческой мотивации и, стало быть, к его свертыванию с возвращением в унылое и хорошо знакомое прошлое.

Если бы в процессе формирования и развития «параллельной страны» России удалось бы пройти между Сциллой дегенерации и Харибдой «закручивания гаек» и «вправления мозгов», то при своей огромной территории и самодостаточности наша страна в предстоящем веке могла бы стать самым свободным и комфортным местом для человеческой жизни на Земле. Преобразованная Расселением, Россия могла бы укоренить в себе порядка 250-300 миллионов образованных, дееспособных и здоровых граждан со средней продолжительностью жизни от 120 лет и выше. Удалось бы, уверен, решить и проблему «гопников» и мигрантов – постепенное упразднение перенаселенных городов и деградирующих сельских территорий лишило бы их привычной среды обитания, заставило бы изменится или исчезнуть. С первых же шагов по формированию новой экономики и новой жизненной среды в стране появились бы очевидные всему миру ценности, на порядок более весомые, чем нефть и газ. Подобные ценности – и ключ к превращению рубля в полноценную мировую валюту, и подтверждение цивилизационной состоятельности России…

Впрочем, формирование новой жизненной среды может происходить и по антиутопическим моделям. Так, Фриц Ланг в фильме «Метрополис», вышедшем в 1925 году, с исключительной убедительностью показал, как к четырехтысячному (!) году наш привычный мир, в котором безнадежно обретаются большинство живущих, станет мрачным подземельем, в то время как немногочисленная элита на накопившихся за столетия сотнях метрах «культурного слоя» и человеческих костей воздвигнет устремленный к небесам собственный «город солнца».

Конечно же, Сталин смотрел «Метрополис» в кремлевском кинозале. А раз так, то он принципиально не решался строить массовое жилье в силу одной из двух причин: либо не хотел, чтобы воздвигнутые им бараки-клетушки становились прологом к этой подземной антиутопии, либо не желал лишать народ надежды на то, что человеческая жизнь когда-нибудь сможет основываться на других принципах, и тогда антиутопия не сумеет взять верх…

Не хотелось, чтобы мы сегодня лишили себя подобной надежды своими же руками.

Продолжение следует