Украина объявит суверенный дефолт
28 Октября 2008

• Версия для печати

Оригинал материала: Руська правда

Украина долго и целеустремленно шла по пути либеральных экономических реформ. Осенью этого года наша страна начала пожинать их «плоды».

Как показали исследования Fitch в мае этого года, из 73 стран мира, среди наиболее уязвимых государств, Украина находится на втором месте по чувствительности к макроэкономической нестабильности.

Обзор банковского сектора Украины Standards and Poor в 2008 г. продемонстрировал, что банковский сектор Украины имеет высокую степень риска и ему присвоена 10 категория, к которой относятся наиболее слабые и уязвимые банковские секторы в мире (наряду с Боливией и Венесуэлой).

Квартальная оценка финансовых рисков Американского казначейства в сентябре 2008 (Украина попала в десятку стран с наиболее высокой степенью финансового риска в мире) свидетельствует о том, что Украине грозят резкие изменения в структуре платежного баланса или кризис в течение следующих одного-двух лет.

Кроме того, за последние два года общий внешний долг Украины рос на 45% в год и достиг на данный момент отметки в более чем 100 млрд. дол. США (!). При этом внешний долг частного сектора вырос до 85 млрд., из которых 29 млрд. составляет краткосрочный долг (классифицированный по первоначальному сроку погашения).

Как и следовало ожидать, на фоне больших финансово-экономических проблем, стремительно тают золотовалютные резервы Украины, которые на октябрь 2008 года составляют всего лишь 34,6 млрд. долл. США. И это с учетом того, что уже до конца 2008 года украинским компаниям и банкам нужно заплатить по внешним займам около 10 млрд.

Об этом сейчас стараются не говорить, но Украина оказалась на грани национального дефолта. Иначе говоря, долгий семнадцатилетний путь нашего самостоятельного существования привел всех нас к пропасти коллективного банкротства!

Виноватых, как всегда, конечно же, нет. Но при виде мелькающих на экране телевизора лиц представителей украинской правящей элиты, рассуждающих о кризисе и путях его преодоления, вспоминается сакраментальная мысль: «оставьте их: они - слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму».

Именно «великий финансист и банкир» В.Ющенко, а так же «гениальный экономист» Ю.Тимошенко последние годы вели страну к системной, политической и финансово-экономической катастрофе. Именно они, своими действиями готовили Украину к тотальному обвалу. Но самое смешное в этом то, что теперь эти два странных персонажа собираются еще и спасать страну. Что может быть более абсурдным? Уже сейчас не трудно понять, чем это «спасание» закончится. «Они - слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму»…

По их словам, во всех сегодняшних бедах Украины виноват мировой финансовый кризис. Но на самом деле, этот кризис всего лишь очень сильный, внешний удар по той шаткой, рассыпающейся финансово-экономической конструкции, которую возвели бывшие «оранжевые» вожди на Украине. Их «мудрая» стратегия складывается из трех главных направлений деятельности:

1. продаже эффективных экономических объектов;

2. открытии внутреннего рынка для более сильных иностранных конкурентов;

3. выспрашивании огромных кредитов, а потом их быстром разворовывании и проедании.

Последние годы, Украина жила за чужой счет. Все «великие» экономические «достижения», включая и рост ВВП, это просто – проедание чужих денег. Теперь пришло время расплачиваться, а своих денег как не было, так и нет. Ведь экономика страны практически уничтожена. Как выплатить в этих условиях долг? Ющенко и Тимошенко не могли придумать ничего более оригинального, чем взять новый кредит. То есть, наши «мудрые» правители решили одной рукой брать новые кредиты, чтобы другой рукой, взятыми под проценты деньгами, выплачивать старые долги.

Теперь у Ющенко и Тимошенко вся надежна на помощь Международного Валютного Фонда. «Мы можем спасти Украину, если МВФ предоставит нам помощь», заявила Юлия Владимировна, рассчитывая получить от МВФ кредит на сумму от 3 до 14 миллиардов долларов. По мнению Виктора Андреевича, хотя резервов регулятора хватит на погашение 8,8 млрд. долл. внешних займов банков и предприятий в IV квартале, их пополнение за счет кредита МВФ окажет «психологическое влияние» на рынок.

Власть радостно заявляет о появившейся возможности получить новые миллиарды и сделать более глубокой долговую яму, на краю которой сейчас стоит Украина, но она не особо желает рассказывать, под какие условия даются эти деньги.

Однако МВФ дает кредиты лишь под четкую финансово-экономическую программу действий, которая у этой международной структуры одинаковая для всех – продажа иностранцам эффективных экономических объектов и земли, бездефицитный бюджет, ограничение социальных расходов, замораживание минимальной заработной платы, повышение тарифов на жилищно-коммунальные услуги и т.д.

Для того, чтобы понять, к чему все запланированные президентом и премьер-министром мероприятия по тушению того финансово-экономического пожара, который они сами же и разожгли, предлагаем обратиться к фрагменту книги Андрея Ваджры «Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии», в котором изложен анализ либеральных реформ в некоторых странах мира и результаты сотрудничества этих стран с Международным Валютным Фондом.

Все, что сейчас происходит с Украиной, уже было! Мы идем старым путем национальных катастроф!

Редакция «Руськой Правды»

МВФ: катастрофы экспоненциального роста

(Глава из книги Андрея Ваджры "Путь зла. Запад: матрица глобальной катастрофы")

Важную роль в современной глобальной финансовой системе, созданной по западным алгоритмам, играют международные организации. Парадоксальность ситуации заключается в том, что, открывая внутренние рынки слабых в экономическом плане незападных государств и тем самым обрекая их промышленность и финансы на разрушение, транснациональная олигархия создает финансовые организации, официальной целью которых является спасение этих стран от экономической катастрофы. То есть одни и те же лица, с целью личного обогащения, сперва провоцируют кризис в определенной стране, а затем предлагают ей свою помощь для его преодоления, которая, как показывает практика, приводит в конечном итоге к углублению деструктивных процессов. В таких условиях правительство пострадавшего государства оказывается абсолютно беспомощным, так как вынуждено действовать не адекватно ситуации, а по навязанным ему схемам. Подобная методика позволяет транснациональной олигархии, проводя беспроигрышные финансовые игры, получать гигантские прибыли.

Международный валютный фонд (International Monetary Fund) является одной из наиболее влиятельных организаций, занимающихся «спасением» национальных экономик. Именно на примере результатов его деятельности можно получить представление о том, как транснациональные финансово-политические группы «помогают» незападным странам преодолеть экономическую отсталость и нищету.

Решение о создании Международного валютного фонда (МВФ) было принято в 1944 году на международной валютно-финансовой конференции в Бреттон-Вудсе (штат Нью-Гемпшир, США). Официально же МВФ начал действовать в мае 1946 года. Сперва в него входило 39 стран. На данный момент МВФ объединяет 182 государства.

Идея создания Фонда и основных принципов его деятельности принадлежит американцу Гарри Дестеру Уайту и англичанину Джону Мейнарду Кейнсу. Именно они предложили новую систему международных валютно-финансовых отношений. В соответствии с их замыслом, мировая финансовая система должна направляться и регулироваться не с помощью разовых международных совещаний, а постоянно действующей международной организацией, воздействующей на развитие глобальных экономических процессов, как в отдельных странах, так и в мире в целом. Инструментом этого воздействия должна была стать свободная конвертация национальных валют, основанная на их приравнивании друг к другу и взаимном обмене по официально согласованному курсу на базе паритетов, выраженных в золоте и долларах США.

Страны-члены обязаны представлять МВФ информацию о своих официальных золотых запасах и валютных резервах, состоянии экономики, платежном балансе, денежном обращении, заграничных инвестициях и т.п. Членство страны в МВФ является обязательным условием ее вступления в Международный банк реконструкции и развития и получения льготных кредитов.

Руководящие органы МВФ — Совет управляющих и Директорат. Совет управляющих — высший орган, который решает принципиальные вопросы. Он состоит из министров финансов или управляющих центральными банками стран-участниц. Сессии Совета проводятся каждый год. В перерывах между сессиями вся текущая работа выполняется Директоратом, состоящим из шести представителей стран-членов с наибольшей долей капитала в Фонде и 16 представителей от остальных стран, избираемых по географическому признаку. В него входят 22 исполнительных директора. Директорат назначает директора-распорядителя, который выступает в качестве Председателя.

Каждое государство, которое входит в МВФ, в соответствии с его уставом обязано вносить определенную сумму по установленной для нее квоте. От размера квоты зависит число голосов каждого государства-члена и размер кредита, на который оно может рассчитывать. В 1998 году, например, наибольшая квота и соответствующее число голосов были у США — 36 млрд. долл. и соответственно 17,78 % голосов. Другие государства располагают существенно меньшими квотами. Великобритания на тот момент имела квоту в 10 млрд. и 4,98 % голосов. Такой же была и доля Франции. Одинаковые квоты были у Германии и Японии — по 11, 2 млрд. долл. и 5,53 % голосов. Для Италии доля ее участия была установлена в размере 6,2 млрд. и 3,09 % голосов и т.д. Взносы членов определяют бюджет Фонда. Кроме этого, он образуется и за счет займов у некоторых правительств и больших международных банков. Решение о предоставлении МВФ кредитов принимаются правительствами стран-членов. Кредиты Фонда служат для государственных и частных банков-кредиторов показателем платежеспособности и фактором, от которого зависит принятие решения об отсрочке погашения долгов и о предоставлении новых кредитов. Решения по наиболее важным вопросам принимаются большинством в 85 % голосов, менее важные — большинством в 70 % голосов.

Начало сотрудничества Международного валютного фонда с любой страной мира и мест стандартны и «пролог»: под давлением ведущих западных государств и международных организаций она открывает свой внутренний рынок, приобщаясь к процессу глобализации. Через определенное время, не выдержав конкуренции с более мощными в экономическом плане западными соперниками, страна теряет на нем господствующее положение, а затем, в скором времени, оказывается в состоянии финансово-экономического коллапса с постепенным распадом производственных инфраструктур. После этого на ее территории начинают активно действовать экспертные группы МВФ, которые предлагают ее правительству определенную программу финансово-экономических реформ и кредиты, которые должны обеспечить их осуществление.

Смысл предлагаемых Фондом преобразований сводится к ликвидации всех социальных программ, закрытию убыточных, в рамках международной конкуренции, предприятий, принятию законов, стимулирующих присутствие на внутреннем рынке иностранных инвесторов и жесткой монетарной политике.

Итогом реализации пакета реформ МВФ становится: уничтожение социальной инфраструктуры, паралич промышленности и сельского хозяйства (с постепенным их разрушением), миллионы безработных, массовая нищета, захват транснациональными финансово-политическими группами эффективно функционирующих (в условиях международной конкуренции) предприятий и установление ими своего контроля над национальной денежной системой. Кроме этого, после проведения преобразований по схемам МВФ, практически каждая страна оказывается с многомиллиардным внешним долгом, выросшим из предоставленных ей Фондом кредитов.

Западные финансисты — опытные, знающие люди и прекрасно понимают, что миллионные и тем более миллиардные кредиты страна с разрушенной либеральными реформами экономикой не способна отдать в принципе. Поэтому целью предоставления кредитов является не сколько получение процентов, которые она рано или поздно не сможет платить, а ее полная зависимость от кредиторов, ведь после возникновения проблем с выплатой процентов они получат возможность распоряжаться ресурсами страны, господствовать на ее внутреннем рынке и навязывать свою политическую волю. Для незападных стран западные кредиты это плата за их полную зависимость от транснациональной олигархии (1).

Данные выводы, полученные на основе анализа последствий деятельности международных финансовых структур, прямо подтверждаются американскими экспертами, специализирующимися на ведении финансовых войн.

Так, например, в 2004 году в Соединенных Штатах вышла книга Джона Перкинса (сотрудника «Агентства национальной безопасности» США, а с 1971 по 1981 год ведущего специалиста международной консалтинговой фирмы «Chas. T. Main» (MAIN) (2) «Исповедь экономического убийцы». В ней Перкинс признался в том, что все эти годы он был так называемым «Economic Hit Man» (3) — «экономическим убийцей», действующим под прикрытием международных финансовых структур для осуществления американской экспансии.

«Для нас это была борьба за мировое господство и воплощение мечты горстки алчных людей — создание глобальной империи, — писал он с шокирующей откровенностью о своей деятельности. Это то, что у нас, ЭУ [экономических убийц], получается лучше всего: глобальная империя. Мы представляем собой элитную группу мужчин и женщин, использующих всемирные финансовые организации для создания таких условий, при которых другие народы вынуждены подчиняться корпоратократии, управляющей нашими крупнейшими компаниями, нашим правительством и банками. Как и члены мафиозных группировок, ЭУ «делают одолжения». Такие одолжения принимают форму займов для развития инфраструктуры: предприятий электроэнергетики, скоростных магистралей, портов, аэропортов, технопарков. Условием предоставления займа является то, что работы по этим проектам выполняют строительные и инженерные фирмы только из нашей страны. Фактически большая часть средств так и не уходит за пределы США: деньги просто переводятся из банковских организаций в Вашингтоне в строительные организации в Нью-Йорке, Хьюстоне или Сан-Франциско [«Chas. T. Main», «Bachtel», «Halliburton», «Stone & Webster» и «Brown & Root»].

Несмотря на то что деньги практически немедленно возвращаются в корпорации — членам корпоратократии (т.е. к кредиторам), страна, получающая заем, обязана выплатить его назад с процентами. Если ЭУ превосходно справился со своим заданием, займы будут настолько велики, что должник уже через несколько лет будет не способен выплачивать долг и окажется в ситуации дефолта. И вот тогда, подобно мафии, мы требуем себе шейлоковского «фунта живой плоти». Таковой часто состоит из одной или нескольких позиций: страна должна голосовать по нашей указке в ООН, позволить разместить наш и военные базы и допустить к драгоценным природным ресурсам, например к нефти или к Панамскому каналу. Конечно, при этом должник по-прежнему остается должником — и вот еще одна страна вошла в нашу глобальную империю» [62, с. 23-24].

При проведении подобных спецопераций в средствах массовой информации страны-жертвы разворачивается мощная пропагандистская кампания, превозносящая неизбежные результаты такого фантастически удачного займа — стремительный и неудержимый рост валового национального продукта. При этом, как замечает Перкинс, «о чем умалчивалось, так это о том, что каждый из этих проектов должен был принести солидные прибыли подрядчикам и осчастливить несколько состоятельных и влиятельных семей в соответствующих странах, тогда как правительства этих стран ставились в долгосрочную финансовую зависимость, которая соответственно была залогом их политического послушания. Чем больше будет заем, тем лучше. Тот факт, что долговое бремя страны лишает ее беднейшее население здравоохранения, образования и других социальных услуг на многие десятилетия, не принимается во внимание.

Мы с Клодин открыто обсуждали обманчивую природу такого показателя, как ВНП. Например, ВНП растет, даже если прибыль получает только один человек, допустим, владелец электростанции, и при этом большая часть населения отягощена долгом. Богатые богатеют, бедные беднеют. А с точки зрения статистики это регистрируется как экономический прогресс» [62, с. 47].

По мнению специалистов Института глобального развития и окружающей среды Тафтского университета (Массачусетс, США), страны третьего мира, имеют значение для индустриальных государств в качестве источника сырья, дешевой рабочей силы, а также как рынок сбыта товаров, требующих для своего производства высоких технологий. И поскольку зажиточные социальные группы развивающихся стран стремятся достичь уровня жизни правящих слоев Запада, их страны оказываются отягощенными многомиллиардными задолженностями и потому крайне уязвимыми для вмешательства в их внутренние дела кредиторов. «Таким образом, — подчеркивают авторы, — кредиторы навязывают странам «третьего мира» весьма суровые программы развития, снижающие жизненный уровень большинства населения, обеспечивая в то же время процветание и без того обеспеченного меньшинства, расширяя для него рынки потребительских товаров и услуг» [63].

Схема реформ МВФ всегда стандартная, поэтому ее суть можно рассмотреть на примере Аргентины. Процесс интеграции этой страны в глобальный рынок, который начался после военного переворота 1976 года, стал фрагментом широкомасштабной экспансии международных банков и ТНК в Латинской Америке. В начале 70-х годов политическая ситуация в этом регионе развивалась по общему шаблону — в целом ряде его го¬сударств произошли военные перевороты.

Параллельно с этими политическими событиями на всех информационных уровнях государств региона вдруг началась мощная пропаганда «гениальной» экономической модели, разработанной «чикагской школой» для развивающихся стран. Эту модель рекламировали с впечатляющим размахом, а ее автору, американскому экономисту Милтону Фридману, и его сотрудникам была присужденная Нобелевская премия.

В чем была суть данной модели? Латиноамериканские страны отличались хронической инфляцией. В связи с этим неолибералы заявили о необходимости управления этой инфляцией. Для этого нужно было, по их мнению, в первую очередь сократить заработную плату рабочих и служащих, так как зарплата, по их мнению, съедает значительную часть национального дохода.

Тогда же в прессе стал активно муссироваться такой термин как «эффективность». Аргентинская промышленность неэффективна, утверждали чикагские либералы, а потому ее необходимо модернизировать. Как? Открыть внутренний рынок для иностранных товаров. Тогда в Аргентине экономически выживет только тот предприниматель, которой будет использовать самую современную технику и передовые технологии и благодаря этому сможет по цене и качеству производимого им продукта конкурировать на рынке.

Руководить всей этой модернизацией военные поручили Мартинесу де Осу, представителю класса землевладельцев Аргентины. Новая модель, как объяснили аргентинцам иностранные экономисты, будет демократической, поскольку покупатель сам определит, что и у кого ему нужно покупать, и соответственно решит судьбу того или иного предприятия.

Осуществлялись и чисто финансовые мероприятия. Их объясняли заботой о тех аргентинцах, у которых были вклады в банках. Подчеркивалось, что так как инфляция «съедает» сбережения вкладчиков, необходимо ввести особый режим обмена валюты, который бы обеспечил процент, выплачиваемый по вкладам, превышающий уровень инфляции. Была введена так называемая «табличка». В ней на год определялся курс обмена песо на иностранную валюту. Однако эта табличка не учитывала уровень внутренней инфляции. Впрочем, в первые два года все эти меры создали мираж экономического бума.

Американский доллар стал дешевым. Значительное количество населения вдруг обнаружило, что может ехать куда угодно и покупать что угодно. Аргентинцы везли из Европы, США и Японии бытовую электротехнику, одежду, ткани и т.д. А в то же время изменялась вся традиционная система финансирования производства, в результате чего стало невыгодно вкладывать деньги в промышленность. Большую прибыль можно было получить с помощью элементарной банковской операции.

Аргентина превратилась в своеобразный рай для международных банков. Ей все предоставляли кредит, впервые страна не ощущала недостатка в американских долларах. Но новые технологии в страну не ввозились, наоборот, производство закрывалось, цена кредита на внутреннем рынке достигла невероятно высоких показателей. Как было сказано, изменилась традиционная система финансирования. Если раньше при производстве 100 единиц любой продукции кредит занимал 10 единиц, а рабочая сила — 25—30 единиц, то теперь происходило все наоборот. Кредит отнимал заработную плату. Благодаря этому, а также искусственному курсу обмена валюты, производить стало невыгодно. Выгодно было импортировать даже яйца и кур из Израиля, мясомолочные продукты из Голландии и т.д.

В результате проведения либеральных реформ численность полностью безработных аргентинцев достигла полумиллиона человек, 2 млн. высококвалифицированных специалистов вынуждены были выехать за границу, промышленность стала работать на 50 % своей мощности, знаменитое сельское хозяйство Аргентины оказалось парализованным, сотни тысяч людей начали голодать, резко сократилось число школ.

Шесть лет деятельности демократического правительства президента Альфонсина продемонстрировали, как широкомасштабные финансовые махинации могут разрушить процветающую страну, создав гигантский внешний долг — 40 млрд. долл. Ежегодные выплаты только по его процентам и обслуживанию составили 5,5 млрд. в год, т. е. более половины валютных доходов государства. А в 1989 году внешний долг Аргентины превысил 60 млрд. (4).

Но и это не было конечной целью разорения страны. Транснациональные финансовые круги стремились заставить ее правительство оплачивать созданные с помощью финансового мошенничества долги акциями прибыльных государственных предприятий промышленности и сельского хозяйства, а также продажей земли, т. е. фактически захватить экономическую систему страны.

Итак, катастрофа Аргентины после ее интеграции в глобальную экономику состоялась. В 1989 году аргентинцы, разочарованные политикой правительства, отдали свои голоса на выборах за представителя Хустисиалистской партии Карлоса Менема, и сразу же после его победы в стране появились специалисты МВФ с проектом экономического курса реформ. Этот проект был основан на сдерживании эмиссии, сокращении социальных программ и приватизации. Осуществить их взялся Доминго Кавалло, один из ведущих авторитетов либеральной монетаристской школы, назначенный министром финансов Аргентины. Основой его плана реформ стало осуществление так называемого жесткого валютного курса («currency board»).

Суть этого курса в следующем. Если, предположим, определенное государство имеет 10 млрд. долл. финансовых резервов, то точно на эту сумму выпускается национальная валюта. При этом увеличение денежной массы допускается лишь в том случае, если увеличивается объем долларовых резервов (например, в результате экспорта). Это становится единственным условием эмиссии. Так гарантируется блокирование механизма инфляции.

Однако подобная финансовая политика имеет и другие последствия. Экономика не может работать без денег. И количество денег, необходимых для функционирования экономической системы в любой стране, известно — 15—20 % от валового внутреннего продукта. Но долларовые резервы в любой бедной стране — мизерные. Уровня 15 % они не достигают. Однако если денежной массы будет меньше 15 %, экономика окажется парализованной. С нею начнет происходить то, что происходит с обескровленным организмом — сначала все его процессы замедляются, а затем он погибает.

Реформаторами планировалось, что под гарантированную долларом национальную валюту в страну потекут инвестиции. Причем значительная часть — на условиях конверсии долгов. То есть долговые обязательства Аргентины скупались на мировых рынках со значительной скидкой и потом ей предъявлялись к уплате. А она была вынуждена отдать кредиторам свою собственность на сумму долгов. Но и в этой ситуации транснациональные финансово-политические группы, не желая платить реальную стоимость предприятий, используя все рычаги своего влияния, смогли разорить имеющихся собственников, а потом скупить их собственность по максимально низким ценам.

Каким оказался итог либеральной политики? Процесс конверсии аргентинского долга был активным лишь недолгое время, а потом прекратился. Инвесторы приобрели все, что их интересовало, и внешний долг страны снова стал резко возрастать.

Инфляция действительно исчезла. Но одновременно перестало функционировать большинство аргентинских промышленных предприятий. В мировой экономической прессе Аргентину называли «страной мертвых заводов». Все, что было способно производить продукцию на экспорт, оказалось в руках транснациональных финансовых структур.

Внешний долг Аргентины в 1990 году составил 62 млрд. долл., в 1995-м — 90 млрд., в 1997-м — 108 млрд., в 2001 - 128 млрд. долл. США (в этом году страна должна была вы платить международным кредиторам 19,5 млрд.). Отношение внешнего долга к ВВП составило: 29 % в 1992-м, 35,5 % в 1994-м, 45,3 % в 1996-м, 50 % в 2001 году.

При этом выяснилось, что новый курс не страхует от влияния кризисов мировых рынков. Мексиканский кризис 1994-1995 годов очень сильно ударил по Аргентине. Санирование (5) кредитно-банковской системы после него обошлось ей в 25 % ВВП. Большие потери она понесла и от кризиса 1997—1998 годов.

Асоциальные последствия экономического творчества либерала Кавалло оказались катастрофическими. В 1996 году официальная безработица достигла 18 %, преступность (в городах вообще, и в особенности в Буэнос-Айресе, где проживает треть населения страны) превысила все мыслимые пределы. Резко снизилась рождаемость. В самой Аргентине теперь 2 млн. человек недоедает. И это в стране — мировом производителе мяса и зерновых!

А потом начался этап полного краха разрекламированных либеральных реформ. Темпы роста ВВП к 1996 году упали втрое. Дефицит бюджета возрос вдвое. В 1996 году «архитектор аргентинских реформ» и «триумфатор» Д. Кавалло (6) был отправлен президентом Карлосом Менемом в отставку. А в 1997 году Хустисиалистская партия потерпела полное фиаско на выборах.

К 1998 году в результате провалившихся реформ социальное расслоение по уровню доходов увеличилось вдвое. Даже в столице доход на душу населения беднейших 15 % общества составил 60 песо, при официальном прожиточном минимуме 260. А в экономически слабых провинциях средний доход на душу населения упал до 35 песо.

Для сохранения бюджета и обеспечения выплат внешнего долга в стране в 2001 году был введен очередной режим жесткой экономии, сведя на нет практически все социальные программы. В целом госрасходы были сокращены на 1,5 млрд. долл.

Одновременно с этим в Аргентине начались корпоративные дефолты. О своей неплатежеспособности объявили крупнейшие компании страны. Так, например, в августе 2001 года «Cia de Alimentos Fargo SA», являющаяся крупнейшим в стране производителем хлеба, объявила дефолт по процентным выплатам на сумму 1,5 млн. долл. В связи с ухудшающейся ситуацией многие иностранные предприятия начали экстренно сокращать свою деятельность на территории Аргентины. И не напрасно, так как в декабре 2002 года многолетний финансово-экономический кризис закончился окончательной катастрофой и объявлением дефолта в 141 млрд. долл.

Начиная с 13 декабря провинции страны, а затем Буэнос-Айрес охватила волна насилия. Разъяренные толпы аргентинцев громили магазины и банки. Были предприняты попытки штурма президентского дворца. 30 декабря разгромлено помещение парламента. Тысячи безработных вышли на улицы столицы, останавливаясь у каждого супермаркета и требуя бесплатной раздачи продуктов питания. А затем в центре города проходили митинги под лозунгом «Питание и работу для бедных».

Из 37 млн. аргентинцев ниже уровня бедности на данный момент живет 40 % населения. Угрожающего уровня достигла социальная дифференциация. Если за предыдущие четверть века «ножницы» в доходах 10 % самых богатых аргентинцев и 10 % самых неимущих возросли всего в 2,5 раза, то сейчас разница в их доходах примерно 30-кратная, и разрыв продолжает расти. Таковы последствия либеральных реформ по схемам МВФ.

Известный в Латинской Америке писатель-публицист Рохелио Гарсия Лупо в своей книге «Против иностранной оккупации» сравнивает действия транснациональных банков и монополий в Аргентине с действиями лисицы в курятнике. Он подробно описывает, как США и Англия добивались назначения на ключевые министерские посты своих креатур, как эти люди помогали разорять не только аргентинские предприятия, но и целые отрасли промышленности. В конце книги он приводит список крупнейших предприятий и банков, скупленных транснациональными финансовыми группами.

В Мексике все происходило по аналогичному сценарию. Десять лет мексиканские президенты послушно выполняли все рекомендации МВФ, Всемирного банка и правительства Соединенных Штатов. Они приватизировали большую часть государственной промышленности, сняли все ограничения для иностранных инвесторов, отменили налоги на импорт и открыли страну мировой финансовой системе. В 1993 году Мексика даже подписала с США и Канадой Североамериканское соглашение о свободной торговле (NAFTA), в соответствии с которым должна была произойти полная интеграция страны в североамериканский рынок на протяжении десяти лет. Для транснациональных финансистов и неолиберальных идеологов мексиканское государственное руководство стало идеально дисциплинированным исполнителем.

Вначале, после осуществления реформ, происходили положительные изменения. Многочисленные транснациональные корпорации организовывали или расширяли в стране производство. Объем экспорта каждый год возрастал на 6 %, а внешняя задолженность, которая в 1982 году поставила страну на грань катастрофы, начала уменьшаться. Но при этом «экономическое чудо» приносило реальную пользу лишь очень незначительной части экономики и населения. Новые, динамично развивающиеся области химической, электронной и автомобильной промышленности сильно зависели от импорта и создавали незначительное количество рабочих мест. Большая часть промышленности была выведена из государственного сектора и передана в руки нескольких акционеров. Лишь 25 холдингов контролировали корпоративную империю, которая вырабатывала половину ВНП страны. В то же время чрезмерная финансово-экономическая открытость по отношению к США поставила основные секторы мексиканской экономики в условия непосредственной конкурентной борьбы с более сильным американским производителем. Страну захлестнул поток импортных товаров, и мексиканские компании средних размеров, которые специализировались на трудоемком производстве, обанкротились. В одних лишь машиностроительной и до того стабильной текстильной промышленности были вынуждены закрыться 50 % предприятий. Реальный экономический рост стал отставать от темпов увеличения населения. Форсированная капитализация сельского хозяйства, которая, как планировалось, должна была стимулировать экспорт и помочь победить конкурентов из США, на практике имела катастрофические последствия. Несколько миллионов сельскохозяйственных рабочих потеряли работу и мигрировали в города. Начиная с 1988 года импорт возрастал в четыре раза быстрее, чем экспорт, наращивая дефицит торгового баланса, который в 1994 году сравнялся с соответствующим показателем всех латиноамериканских стран, вместе взятых. Для успокоения избирателей и сохранения дешевого импорта правительство завышало цену на мексиканскую валюту за счет высоких процентных ставок. Но в январе 1994 года финансовый рынок Мексики рухнул, и произошла девальвация песо. Спасая западные фонды, министр финансов США Рубин и глава МВФ Камдессю организовали самый большой чрезвычайный займ всех времен. Это, разумеется, спасло западных инвесторов, но Мексика оказалась в состоянии экономической катастрофы.

Для того чтобы вернуть доверие международных финансовых кругов, мексиканский президент приказал начать следующий этап шоковой терапии. В результате, на протяжении нескольких месяцев 15 тыс. мексиканских компаний обанкротилось, около 3 млн. человек потеряли работу, покупательская способность населения уменьшились как минимум на треть. Произошло разрушение социальной сферы.

Размер совокупного продукта на душу населения стал постоянно уменьшаться. Страну охватили политические волнения, забастовки и крестьянские восстания. По мнению западных специалистов, Мексика сейчас находится на грани гражданской войны [2, с. 188-189].

«За прошедшее десятилетие экономических реформ количество людей, живущих в крайней бедности в сельской местности, возросло почти на треть, — пишет Н. Хомский, анализируя ситуацию в Мексике. — Половине населения не хватает средств для удовлетворения основных потребностей, драматический рост нищеты наблюдался с 1980 года. Согласно предписаниям Международного валютного фонда (МВФ) и Всемирного банка, в сельскохозяйственном производстве произошел сдвиг в сторону экспорта и кормов для животных, что благоприятствовало агробизнесу, иностранным потребителям и богатым слоям мексиканского населения, — тогда как недоедание стало основной проблемой здравоохранения, безработица в сельском хозяйстве увеличилась, плодородные земли были оставлены, и Мексика начала импортировать продовольствие в громадных количествах. Резко упала зарплата в промышленности. Доля труда в валовом внутреннем продукте, которая возрастала до середины 70-х годов XX века, с тех пор упала более чем на треть. Таковы стандартные обстоятельства, сопутствующие неолиберальным реформам» [33, с. 181-182].

«Итак, мексиканский опыт показывает, — делают вывод Мартин Г.П и Шуманн X., — что идея чуда-процветания в результате полного освобождения рынка — наивная иллюзия. Всякий раз, когда слаборазвитая страна пытается без субсидий и тарифной защиты конкурировать с мощными индустриальными экономиками Запада, ее потуги обречены на скорый провал. Свободная торговля — не более чем закон джунглей, и не только в Центральной Америке» [2, с. 190].

Теперь обратимся к факту сотрудничества МВФ с Венесуэлой.

Либеральные реформы в этой стране начались в 1980 году. На тот момент ее внешний долг составлял 29 млрд. долл., а через 10 лет преобразований она только по процентам выплатила 31 млрд. [64, с. 20]. Отток капиталов из страны за десять лет (1980-1990) оценивается в 34,5 млрд. долл. В 1989 — 1991 годах реальная заработная плата в Венесуэле упала на 40 %, безработица в 1991 году достигла 50 % от общего количества трудоспособного населения.

В средних по своим размерам компаниях объем капиталовложений упал за эти три года на 20 %, в небольших и маленьких — на 36—50 %. За чертой бедности оказалось 80 % от 18-миллионного населения страны [65]. И это притом, что в свое время в Венесуэле, которая занимает важные позиции среди мировых экспортеров нефти, был самый высокий доход надушу населения в Латинской Америке.

Благодаря программам МВФ распределение населения страны по уровню доходов в начале 90-х было таким: богатые — 1 %, верхний слой среднего класса — 7 %, средний класс— 12 %, бедные — 36 %, нищие — 44 %. [64, с. 20].

В Перу эмиссары МВФ появились также в 1980 году. В период с 1980 по 1985 год валовой национальный продукт этой страны начал стремительно падать. Однако в 1986—1987 годах наблюдался его подъем, но специалисты считают, что эта временная приостановка снижения ВНП была вызвана разрывом отношений президента Алана Гарсия с МВФ и прекращением выплат внешнего долга. Однако в 1987 году он вновь начал сотрудничество с МВФ, в результате чего в стране снова произошел экономический спад.

В период 1980—1990-х годов ВНП надушу населения Перу сократился на четверть. Народ страны начал попросту недоедать. А в августе 1990 года президентом стал Альберто Фухиоми, который осуществил «шоковую терапию». Было резко сокращено государственное финансирование производства продуктов питания и отменены дотации энергетической сфере. Цены на продовольствие, воду, коммунальные услуги немедленно увеличились в 30 раз. Заработная же плата всего лишь была удвоена. До начала либеральных реформ количество перуанцев, которые жили в бедности, составляло 35 % от 20-миллионного населения, через несколько недель после запуска механизма «шоковой терапии» количество нищих в стране достигло 60 %.

Бедность в Перу означает возможность поесть раз в день, потребляя около 800 кал. в сутки (это меньше того, что получали узники в гитлеровском концлагере Аушвиц). Из-за экономии государственных средств на поддержку водопроводной и канализационной систем (потребность в инвестициях этой инфраструктуры составляла в 80-х 140 млн. долл. в год, но правительство выделяло не более 20 % от этой суммы) в городах Перу вспыхнула эпидемия холеры. Количество заболевших ею выросло с 36 на каждую тысячу жителей в 1980 году до 133 — в 1989-м. «Шоковая терапия» практически не предусматривала затрат на социальную сферу. Поэтому, несмотря на эпидемию, государственное финансирование здравоохранения в Перу в 1990 году составляло всего четверть от уровня 1980 года. Месячная зарплата врачей в стране была 45 долл., а медицинских сестер — 25. За все три года свирепствования эпидемии правительство затратило на борьбу с ней в целом 60 млн. долл., тогда как на погашение долгов транснациональным кредиторам выплаты достигали 80 млн. в месяц (!) [66].

«Шоковая терапия» Боливии была осуществлена под руководством известного либерала и консультанта МВФ Джеффри Сакса (7). В 1985—1987 годах он был советником боливийского правительства. Благодаря его консультациям в стране удалось остановить инфляцию, разрушив при этом производственный сектор и без того слабой боливийской экономики, что в итоге превратило Боливию в «наркореспублику».

Либеральная «терапия» этой страны длилась 5 лет (с 1985 по 1990 г.). За это время внутренние капиталовложения в расчете на душу населения снизились вдвое. Д. Сакс урезал затраты бюджета, сократив количество занятого населения в государственных отраслях промышленности: в оловянной на 77 % и нефтяной на 45 %. Безработица, благодаря его реформам, также охватила и частный сектор боливийской экономики. Там занятость снизилась на 20 тыс. человек. Безработные переместились на плантации и в лаборатории наркобаронов, где выращивалась и перерабатывалась кока. В скором времени в этой «отрасли» была занята уже треть трудоспособного населения страны. Производство кокаина в Боливии стало стремительно увеличиваться. Сакс настолько сильно стимулировал кокаиновый промысел в этой республике, что она до сих пор входит в число главных мировых поставщиков этого наркотика. Кокаин, произведенный в Боливии, составлял, до недавнего времени, 37 % всех уличных продаж этого наркотика в США, а доход от его реализации оценивается в 50 млрд. долл. в год, что в 10 раз превышает легальный ВНП страны [67].

Итак, промышленность Боливии была разрушена, страна превратилась в мирового производителя кокаина, но инфляция действительно упала. Это яркий пример экспорториентированной «модернизации» по методам МВФ. В его условиях все равно, за счет какого экспорта достигается финансовая стабилизация — в Мексике за счет вывоза нефти, в Боливии — кокаина.

Трагические события конца девяностых годов в Эфиопии также непосредственно связаны с деятельностью на ее территории МВФ.

После свержения в 1991 году в этой стране просоветского режима полковника Менгисту Хайле Мариам организации международных кредиторов создали «Экстренный проект выздоровления и перестройки», который в срочном порядке должен был решить проблему внешнего долга в 9 млрд. долл., возникшего во время власти Менгисту. Проект предусматривал отсрочку выплат по нему, но лишь при условии проведения в Эфиопии радикальных макроэкономических реформ. МВФ предложил переходному правительству свой стандартный набор финансово-экономических преобразований, которые оно вынуждено было последовательно реализовывать.

Это фактически полностью исключило реальное послевоенное восстановление страны. Международные кредиторы требовали либерализации торговли и полной приватизации общественных коммунальных служб, банков, государственных ферм и фабрик. При этом прошли массовые увольнения госслужащих (включая учителей и работников здравоохранения), зарплаты были заморожены, а трудовое право изменено для того, чтобы дать государству возможность «освободиться от избыточных работников». В условиях тотальной коррупции государственная собственность была практически полностью распродана по дешевке иностранным компаниям.

Так же как после реформ в Кении в 1991 году, рынки сельскохозяйственной продукции Эфиопии оказались в руках больших сельскохозяйственных корпораций. Международные кредиторы вынудили правительство отказаться от контроля над ценами на сельскохозяйственную продукцию и предоставления субсидий крестьянам. Также были освобождены расценки на перевозку, что привело к росту цен на продукты питания в удаленных районах, более всего пострадавших от засухи. А продажа товаров для крестьян, включая удобрения и семена, оказалась в руках частных торговцев.

В начале реформ Соединенные Штаты «пожертвовали» Эфиопии большое количество американских удобрений «в обмен на рыночные реформы». Однако подаренные удобрения быстро закончились, успев при этом подорвать их местное производство, так как те же компании, которые поставляли импортные удобрения, контролировали и оптовую продажу отечественных, через посредничество эфиопских торговцев.

Так как внешний долг страны возрастал и необходимо было платить по процентам, международные кредиторы потребовали от правительства продать запасы зерна, созданные на случай чрезвычайного положения (после голода 1984—1985 гг.), и оно на это согласилось. С той же целью шел интенсивный процесс экспорта миллионов тонн выращенного зерна, что представляло собой фактически его конфискацию международными кредиторами за долги. Итогом этой политики стал массовый голод, охвативший страну в 1999-2000 годы.

Что характерно, параллельно вывозу эфиопского зерна на территорию Эфиопии, в качестве гуманитарной помощи, было ввезено USAID около 500 тыс. тонн излишков американской, генетически измененной кукурузы (запрещенной к продаже в странах Евросоюза), что способствовало засорению генофонда эфиопских традиционных семян и возникновению зависимости страны от иностранной помощи.

Необходимо отметить, что поставками продовольственной помощи занимались монополизировавшие ранее экспорт Эфиопии сельскохозяйственные корпорации, контролируемые транснациональными финансовыми группами. Во время голода 1999-2000 годов крупные торговцы зерном вроде «Archer Danials Midland» (ADM) и «Cargil Inc.» получили крайне прибыльные контракты [68, с. 18].

В то время как «Pioneer High Bread International» захватывала продажу семян, «Cargil Inc.» сделала то же самое с зерном и кофе через свой филиал «Эфиопиан Коммодитиз» [69]. Для 700 тыс. мелких фермеров, имеющих менее 2 гектаров земли (производивших ранее от 90 до 95 % эфиопского кофе), дерегуляция земледельческого кредита в сочетании с низкими ценами на их продукцию привела к усилению задолженности и обезземеливанию, особенно в Восточном Годжаме (продовольственной базе Эфиопии).

Богатые ресурсы традиционных эфиопских семян (ячмень, сорго, метличка абиссинская и т.д.) были захвачены, генетически изменены и запатентованы крупными агрофирмами: «Вместо благодарности и оплаты эфиопы получают... счета к оплате от иностранных компаний, которые «запатентовали» местные сорта и теперь требуют денег за их использование» [70]. Основание «конкурентного производства семян» было заложено под руководством МВФ и Международного банка (МБ) [70]. Компания «Эфиопские семена», являющаяся госмонополией, также присоединилась к «Pioneer High Bread» в распространении генетически измененных семян (вместе с гербицидами) среди мелких крестьян. Их продажа была передана частным фирмам с финансовой и технической поддержкой МБ. «Неформальный» обмен семенами среди фермеров был превращен в «формальную» рыночную систему [71].

Главной целью вышеуказанных мероприятий была замена традиционных сортов, воспроизводимых в Эфиопии, на импортные, генетически модифицированные. Через обмен семенами снабжались более 90 % крестьянских хозяйств. Разумеется, голод 1999-2000 годов привел к дальнейшему сокращению запасов отечественного семенного фонда, который население попросту съело. Аналогичным образом ситуация развивалась и с кофе, где генофонд бобов арабика оказался под угрозой с падением цен на сырой кофе и обнищанием мелких фермеров.

Таким образом, голод, возникший вследствие либеральных реформ, навязанных стране Международным валютным фондом, Международным банком и правительством США в интересах транснациональных финансово-политических групп, способствовал подрыву эффективного функционирования эфиопского сельского хозяйства и установлению его зависимости от международных аграрных и биотехнологических компаний. Распространение генетически измененных видов семян среди обнищавших крестьян было увязано с программами «продовольственной помощи», что способствовало проникновению международных агарных и биотехнологических компаний в эфиопское земледелие. Фактически программы международной помощи стали не спасением от голода, а его причиной.

Эта разрушительная схема, навязанная МВФ и МБ, неизбежно заканчивающаяся голодом, повторяется по всей Африке южнее Сахары. С начала долгового кризиса 1980-х годов происходит постепенное уничтожение крестьянской экономики во всем регионе, с ужасными социальными последствиями. Сейчас в Эфиопии, через 15 лет после голода, в ходе которого погибли почти миллион человек, может погибнуть, по оценкам специалистов, уже 8 млн., и на этот раз не секрет, что виновата будет в этом не только погода.

К чему же в конечном итоге привели реформы МВФ в Эфиопии?

Далее >>>