Гопиздат. Отравленная пища.
24 Марта 2009

• Версия для печати

Писатель Дмитрий Быков часто выступает в качестве критика. Он критикует творчество своих коллег по цеху - других писателей. Не оценивая этическую сторону этого феномена - критики одним писателем других писателей,мы знакомим нашего читателя с мнением Дмитрия Быкова. Итак,"новую литературу", которую рекламируют на уличных билбордах, как кока-колу, Дмитрий Быков считает "отравленной пищей", и гидрапонной литературой. Так ли это? не является ли вся современная литература феноменом маскульта? Одни поделки выходят популярными, другие - нет. Но все это вторичный продукт.

"Под гидропонными бестселлерами я понимаю тексты с искусственно накачанной популярностью, писанные не по велению сердца, а по коммерческо-идеологическому заказу. Я не оговорился — идеология и коммерция в нашем случае тождественны, и в этом принципиальное отличие так называемого гоплита (условимся называть так суверенные бестселлеры) от литературы, допустим, соцреалистических времен.

Идею надо внедрять в той форме, в какой массы готовы ее воспринять. Советский читатель наследовал русскому и был подготовлен к традиционному реалистическому роману — отсюда обилие многотомных колхозных и сибирских эпопей, а также назидательных историй с закосом под психологическую прозу; любопытно, что и не советская, а то и антисоветская литература делалась по тем же рецептам, и Солженицын, скажем, писал «В круге первом» по традиционным критико-реалистическим лекалам. Сегодня, чтобы внедрить идею, надо доказать ее коммерческую успешность — то есть предложить массам бестселлер; такими назначенными бестселлерами с заказными смыслами стали книги издательства «Популярная литература», но первой ласточкой, безусловно, оказался «Духless». С нового романа Минаева мы и начнем, поскольку он нагляднее и проще, чем случай куда более профессионального писателя Глуховского. Если бы Минаева не было, его следовало бы выдумать, поскольку эпоха суверенной демократии воплотилась в его личности, карьерах и текстах с идеальной, исчерпывающей полнотой. Это удивительное сочетание расчета и безграмотности, гопоты и гламурности, консьюмеризма и патриотизма, этот заказной нонконформизм, тоска по культуре и духовности, выраженная предельно духлессно и антикультурно, эта исповедь лишнего человека, отправляющегося от своей лишнести не в декабристы или на Кавказ, а в приемную министра-администратора, нашего верховного идеолога, — все это делает Минаева не столько реальным лицом, сколько персонажем Пелевина, если бы Пелевину вдруг стало интересно описать мир нулевых в более или менее реалистическом стиле. Правда, «Р.А.Б.» — книга чуть более гладкая, нежели предыдущие: Минаеву придан литературный редактор, Ольга Ярикова, в чьем профессионализме сомневаться грешно. Ушли явные штампы, речевые шероховатости, запятые расставлены в правильных местах, «н» и «нн» употреблены по делу, что в минаевском случае уже выглядит прорывом. Разумеется, никакой редактор не может выдумать за Минаева смешную антиофисную сатиру, — и мир офиса уже был высмеян в десятках более точных сочинений, от «Людей десятого часа» Стивена Кинга до «Что-то случилось» Джозефа Хеллера: американцы столкнулись с корпоративным адом раньше нас и успели с ним разобраться изобретательнее. Нынешний Минаев описывает уже не вялое прозябание офисного раба, а его прямой бунт. То есть его новый роман — уже не подражание недосягаемому Пелевину, но упражнение на темы Прилепина: по случаю кризиса офисный люд взбунтовался (эпицентр этого бунта находится почему-то в Казани), началось противостояние «Картели» (читай, мегасупергиперкорпорации, олицетворения олигархического капитализма) и честных тружеников, в диапазоне от клерков до немногочисленного пролетариата с рудиментарным крестьянством. Впрочем, очень скоро выяснилось, что противостояние это иллюзорно, что во главе бунтовщиков стоят ренегаты, давно сговорившиеся с «Картелью» (а вы ожидали чего-то другого? Лично я — нет), после чего разочарованный герой убивает бутылкой главного ренегата и устремляется в неведомую деревню Урахчи, где, говорят, остались настоящие люди и настоящая жизнь.

Что сказать об этом сочинении с его стертым языком, плоскими героями и до боли предсказуемым смыслом? Герой современной русской прозы чаще всего уходит в никуда либо просто исчезает, как у Иванова в «Блуде», — ему некуда деваться и некуда двигаться. Ни одно духовное потрясение, никакой внутренний переворот, случись он хоть во всех персонажах кряду, не приведут к изменению русской реальности, котораяразвивается по собственной, предсказуемой и давно надоевшей матрице. Все революционеры — либо ворюги, либо кровопийцы, а чаще то и другое вместе. Я, правда, так и не понял, куда подастся прозревший менеджер Исаев: правильнее всего было бы привести его к неким настоящим людям, которые переводят старушек через улицу и строят настоящую, сильную Россию в неутомимой борьбе с копошащимися вокруг пиндосскими агентами, — но на описание этой нашистской идиллии у Минаева не хватило то ли таланта, то ли бессовестности. Это внушает надежды.

Что касается антикорпоративности, так ведь корпоративность действительно плоха. В пафосном вступлении к роману Минаев совершенно справедливо обвиняет руководителей крупных корпораций в том, что они не думали о народе и шагали по чужим судьбам, хрустя осколками (только пафос этот подозрительно напоминает блатной надрыв из песен вроде «Я сын трудового народа, отец мой родной прокурор»). И когда большевистские авторы изображали страдания трудового народа при царизме, они тоже были абсолютно правы, — но только не вам бы, ребята, упрекать царизм, потому что вы хуже. Каждую формацию можно критиковать с двух сторон — с позиций гуманизма или с платформы грядущего гунна; грядущий гунн совершенно прав в своих претензиях, но лучше бы он помалкивал, потому что у гунна нет и тех минимальных тормозов, какие были у позднего Рима. Минаев, ругающий корпоративное общество, заслуживал бы одобрения и сострадания, не будь он представителем куда более грозной структуры. Так, Сурков, критикующий Кудрина, был бы даже трогателен, представляй он собою хоть сколько-нибудь привлекательную альтернативу Кудрину, а не клан философствующих силовиков с претензией на утонченность. Силовики, претендующие на философский ренессанс, — настолько невыносимая смесь, что лучше уж офисный планктон. Единственный способ преодолеть ужас перед русским развитием, то есть перед сценарием, в котором плохое неудержимо побеждается ужасным, заключается в том, чтобы посмотреть на Минаева с позиций следующего гунна, того, который вытеснит его. Тогда и Минаев представится кисою, и в некотором смысле таким гунном является Глуховский.

Сразу хочу заметить, что Глуховский лучше придумывает: у него вообще есть талант — сомневаюсь только, что писательский, потому что писатель должен, как ни странно, уметь писать. Из Глуховского получился бы замечательный сценарист компьютерных игр, в которых неотличимые монстры бесперечь нападают на героев, чьи убеждения и мотивации исчерпываются простейшими опциями: вперед, вверх, стрелять… «Метро 2033» задумывалось как идеологическая акция, потому что описывался там постядерный мир, а мировую войну развязали, понятно, злые америкосы. «Метро 2034» — книга уже без всякой идеологической составляющей, но и без той минимальной изобретательности, которую Глуховский обнаружил в предыдущем мегасупербестселлере. Сама-то идея хороша, чего уж там: правда, сотни авторов уже умудрялись разместить в подземках то гигантских крыс, то молодежные банды, то спасшееся от ядерного апокалипсиса человечество, но Глуховскому помогла сама структура московского метро. Все-таки ездить в нем полезно: и от народа не отрываешься, и на схему смотришь. А схема отражает какие-то глубинные особенности русского духа — примерно как у того же Алексея Иванова в замечательной «Земле Сортировочной» схема пригородных поездов была на самом деле сетью межгалактических коммуникаций.

Вспомните карту Московского метрополитена: это же идеальная модель русской жизни. Есть ближний круг, куда все стремятся попасть. Есть пересекающие его (и пересекающиеся в нем) линии господствующих идеологий — красная, зеленая, оранжевая, желтая (гламурно-журналистская), есть даже и голубая… В центре — пестрый синтез всех этих идеологий, называемый то центризмом, то прагматизмом. Внутри кольца идет жизнь, за его пределами — прозябание.

Все это можно было бы расписать смешно и аппетитно, но Глуховский всеми этими возможностями блистательно пренебрег. Сюжет у него поразительно куц, обстановка монотонна и монохромна, как мелькание проводов за окнами поезда, метафизика отсутствует начисто, и единственное остроумное ноу-хау — использование родных для всякого москвича названий в апокалиптическом контексте — надоедает на третьей странице. Сюжет придуман было, но тут же брошен: вот есть Севастопольская, на ней живут отважные фронтьеры вроде американских ковбоев, люди пограничья, противостоящие агрессивной тьме, — вдруг она чувствует себя отрезанной от «круга», потому что нечто ужасное случилось на Тульской. Ахти, что же там произошло?

Какие у Глуховского были сюжетные перспективы! Руки чешутся. Может, люди поголовно покинули Тульскую по той простой причине, что массово вылезли наружу и обнаружили — ничего там страшного нет? Не было никакой ядерной войны, начатой американцами, а был один массовый гипноз, насланный суверенными демократами, уверенными (и уверяющими всех), что мы живем во вражеском кольце. Все это время в Москве шла интенсивная подземная жизнь, а люди-то наверху, оказывается, прекрасно себя чувствовали, а роковой гипноз распространялся по кабелям метро, потому что человек, ездящий по кругу (по кольцевой линии), особенно внушаем… Но ничего подобного не произошло, не надейтесь: там банальная эпидемия, описанная так же нестрашно и однообразно, как в неотличимых романах Дмитрия Сафонова. Чтобы писать антиутопию, надо душой болеть за этот мир и бояться его потерять, а у Глуховского в душе, кажется, те же тьма и холод, что во всей его ужасно надоедливой книге «Метро 2034», где от мутантов, гари и зловонной слизи устаешь еще быстрее, чем от компьютерной бродилки.

Почему я думаю, что эта книга хуже минаевской, в смысле — страшнее, негативнее? Минаев, во-первых, более откровенный и потому неопасный случай. Все наглядно. А во-вторых, у него, вы будете смеяться, есть какая-никакая, но идеология. Заказанная, навязанная, выдуманная в мозговом центре, однако какими-то понятиями о добре и зле его Исаев руководствуется. Что до героев Глуховского, у них мораль отсутствует начисто. Выжить — вот вся их цель; оправдан в результате именно тот, кто лучше выживает. Положительный герой Исаев — конечно, кошмар для русской литературы, но он лучше, чем положительный герой Хантер, которому достается любовь совершенно картонной и бездушной Сашеньки. Мне возразят, что в подземном мире ничего другого не бывает, а я отвечу: ребята, кто же загнал вас в это беспросветное подземелье? Не вы ли сами кинулись туда? И разве не в подземелье жили герои «Первого дня Спасения» — блестящей постядерной антиутопии Вячеслава Рыбакова, по которой Константин Лопушанский снял когда-то «Письма мертвого человека»? Но этот полумертвый человек был человеком, а не функцией и не копией перепончатого монстра, отличающейся от него лишь наличием противогаза; в подземельях Рыбакова жили фантазия, милосердие и надежда. Я прекрасно понимаю (интересно, понимает ли Глуховский?), что его «Метро» — аккуратно и дословно слизанное с книг того же Рыбакова и множества других фантастов, отечественных и зарубежных, — как раз и есть подсознание суверенного демократа, его внутренний мир, где жизнь есть только во внутреннем кольце, а все кругом враги. Но тогда — Господи, как ужасен этот мир, как пусто, холодно и склизко у них внутри. Раньше там были советские мозаики, бронзовые пограничники с Мухтарами, летчики и танкисты в шлемофонах, и это казалось ужасным, тоталитарным… но, может быть, и хуже, оказывается. Хуже тоталитаризма — его зловонный распад, те же подземелья, да только без мозаик.

Книга Глуховского перестала быть заказным политическим бестселлером и стала сериалом, который покупается и хавается; будет, уверен, и следующий клон, вовсе уж бессодержательный — политическая коммерция вылилась в обычную, пустую, как туннель мертвой подземки.

И за эту наглядность авторам (и издательству «Астрель») следует сказать большое человеческое спасибо.

Дмитрий Быков

"Новая газета"