Репортаж с секретной полицией на шее
24 Июня 2009

• Версия для печати

Корреспондент The New Times передает с улиц Тегерана

Верховный лидер Ирана аятолла Хаменеи на пятничной молитве 19 июня выдвинул ультиматум: политические силы должны увести людей с улицы, выборы не были подтасованы, а демонстрации — это происки врагов ислама. Что за этим последует, сейчас не может сказать никто. Иранские влас­ти запретили иностранным журналистам работать на улицах, снимать демонстра­ции и митинги в университетах. Корреспонденту The New Times удалось увидеть и снять, как начинался протест

Когда верховный лидер Ирана по­зд­рав­ляет Махмуда Ахмадинежада с победой на выборах, это значит, что он новый президент Ирана и оспорить выбор аятоллы никто не смеет. Так было на протяжении 30 лет — до 13 июня 2009 года.

В субботу, на следующий день после выборов, позвонила Фирюза, по профессии социальный работник, по призванию последних недель — активист в штабе Мусави. «Извини, сегодня не встретимся. Ахмадинежад заявил, что набрал больше 60%. Я еду в штаб, будем решать, что делать дальше». Решали они недолго — сразу после полудня группы студентов стали собираться по всему периметру огромного центра Тегерана, большинство — напротив здания иранского МВД. Все начиналось, как и раньше, до выборов: зеленые ленты, ритмичные слоганы и портреты Мусави. Вдруг слоганы сменил вопль ужаса: группы спецполиции, одетые, как персонажи из звездных войн, ворвались в толпу, раздавая во все стороны удары резиновыми дубинками. Толпа бросилась бежать, картинку демократического Ирана последних недель сменила реальность законов Исламской Республики.

Время диктатуры прошло?

Жестокость, с которой полиция разогнала митингующих, оставив несколько десятков раненых и одного забитого палками до смерти, была подобна поджогу фитиля. Уже через несколько часов Тегеран вспыхнул заревом горящих мотоциклов, мусорных контейнеров, зданий. На глазах автора трое неизвестных подожгли контейнер с мусором и, убедившись, что горит на совесть, исчезли в темноте. «Не нужно было нас обманывать, — сказал автору стоящий рядом по­жилой иранец, — время диктатуры прошло».

Стражи революции

Полиции и армии оказалось недостаточно для 14-миллионного Тегерана, и в экстренном порядке на улицы вышли спецподразделения «Басиджи» — стражи революции. Оружия на всех не хватило, поэтому «стражи» вооружились деревянными дубинами и резиновыми плетьми. Каждую ночь, вот уже неделю, они с криками ездят по городу группами по 10–20 мотоциклов, и каждый молодой человек, встречающийся им вечером на дороге, — их враг. В том, что в эти дни в Тегеране нужно уметь быстро бегать, автор убедилась на собственном опыте: остановившись поглазеть на пожар, попала под раздачу плети вместе с пожилой женщиной в хиджабе, что стояла рядом. Испугала не плеть, страшны были глаза и выражение лица этого человека, готовность убивать всех, кто не согласен.

Я пустилась бежать по улице, а навстречу люди несли окровавленную девушку с разбитой головой. Бежать было некуда, везде — страх. Так центральные улицы Тегерана, обычная зона вечерних прогулок, превратились в зону войны.

Любить президента

В воскресенье утром, 14 июня, с улиц убрали следы пожара и на одной из центральных площадей — Валиаср — собрали праздничный митинг в честь победы Ахмадинежада. Раздавали бесплатно сладкую воду и в нагрузку плакаты с портретом президента. После долгой — как обычно — речи Ахмадинежада под одобрительные выкрики миллионной толпы грянул салют.

«I love Ahmadinejad, — доверительно сообщила мне девушка в черном. — А ты? Ты его любишь? Ты любишь Иран?»

Глаза в глаза

В это же самое время всего в нескольких километрах, на площади Энгелаб, собрался митинг оппозиции: закончился, как и преды­дущий, — быстро и жестко, с полицией, с солдатами, с волонтерами «Басиджи». Самая длинная в Азии улица Валиаср снова горела. За пожарами с углов улиц наблюдали молодые люди, готовые при приближении полиции пуститься в бегство. К ночи мобильная связь в Тегеране снова пропала, sms тоже не проходили. Но это уже было неважно, как и то, что у многих был отключен интернет. Включилась другая связь: медленно двигаясь в пробках по горящим улицам, водители смотрели внимательно в глаза водителям соседних машин, передавая информацию: «Завтра в 16.00 решающий митинг на Энгелаб. Пусть весь мир узнает, что мы не согласны».

С помощью Twitter, Facebook и вот такой голубиной почты в понедельник собралось более миллиона протестующих, шествие растянулось на десять километров. «Мы будем стоять на улицах до конца. Возможно, это наш последний шанс добиться своих прав и изменить жизнь в Иране к лучшему, — говорит Насим, журналистка, недавно получившая от министерства отказ в аккредитации для работы в AFP. — Не называйте это революцией, та, что была 30 лет назад, далась нам большой кровью, не дай бог, чтобы это повторилось».

Слова Насим были пророческими: начавшийся вполне мирно митинг закончился нападением молодых людей из оппозиции на здание «Басиджи» и как следствие — смертью семерых человек и десятками раненых. Но и в следующие дни демонстрации продолжились.

Право на голос

Несколько дней назад Ахмадинежад назвал оппозиционные протесты «страстями футбольных фанатов». Сегодня «страсти» вышли за пределы Тегерана, и столкновения оппозиции и властей идут по всей стране. У всех иностранных журналистов власти отняли аккредитацию и запретили работать на улицах. Кто-то видит в этих событиях отражение революции 1979 года, когда уличные протесты закончились падением шахской власти, кто-то ожидает повторения площади Тяньаньмэнь. Ясно только, что развитие событий застало врасплох правящую элиту: протесты были и в 1999-м, и в 2003-м, но чуть ли не впервые сотни тысяч людей публично потребовали своего права — иметь голос.

Newtimes.ru