Еще одно слово о Гайдаре
22 Января 2010

• Версия для печати

Оригинал материала: МК

Лихие 90-е...

Уход из жизни человека — всегда печальное событие. Когда уходит человек, стоявший у истоков важных преобразований России за последние два десятилетия, — это не остается незамеченным.

Гайдар — фигура, безусловно, знаковая в русской революции конца XX века, “зеркало ее бед”. Он не только свидетель переломных событий, но и активный организатор слома и общественного строя, и экономической системы Советского Союза. Именно слома. Именно в такой радикальной трансформации заложено противоположное восприятие той эпохи и, естественно, и тогда, и сейчас противоречивое восприятие Гайдара.

Уход из жизни Гайдара снова поднял целую волну оценок и роли, и результатов его деятельности. Общественное сознание до сих пор будоражит вопрос о том, насколько правильным или неправильным был гайдаровский вариант слома советской политической, государственной, экономической системы, выхода из социализма и шокового перехода к рынку.

Может быть, в связи с тем, что после кончины человека, как повелось на Руси, принято говорить только хорошо или ничего, большинство публикаций прозвучали настоящими панегириками, хвалебными одами о Егоре Тимуровиче. И мы бы приняли в данном случае такой подход к оценкам его роли, если бы не одно принципиальное, на наш взгляд, обстоятельство. Действительно, об ушедшем нужно говорить хорошо или ничего. Но об ушедшем нельзя врать.

Одному из авторов этой статьи вспоминается эпизод, который нельзя назвать по всему тому, что там происходило, имеющим государственное значение. Но он до сих пор остается в памяти примерно таким, как если бы это происходило буквально вчера. Был февраль 1992 года. На совещании, которое вел Егор Тимурович, рассматривались неотложные меры по финансированию социальных программ. Народа собралось довольно много в зале, где в недавнем прошлом восседал Егор Лигачев. За тем же столом сидел Егор, но уже другой — Егор Гайдар.

Шло обсуждение социальных вопросов по строительству школ, по пенсиям, к тому времени почти обнуленным, по сбережениям граждан, тоже превратившимся в пыль. И все тот же один из авторов этой статьи проинформировал Гайдара о том, что в Зеленограде наша медицина зафиксировала 36 смертей из-за голода. На это Гайдар ответил просто: идут радикальные преобразования, с деньгами сложно, а уход из жизни людей, неспособных противостоять этим преобразованиям, — дело естественное. Тогда его спросили: Егор Тимурович, а если среди этих людей окажутся ваши родители? Гайдар усмехнулся и сказал, что на дурацкие вопросы не намерен отвечать.

Следующий вопрос — о строительстве школ и детсадов. Следует ответ Гайдара: денег нет, останавливайте строительство. Государство денег не даст. Тогда это было слышать неожиданно и даже жестоко. Но по прошествии 18 лет можно понять, что ответы эти были не спонтанными, а соответствовали той страшной логике, которую реализовало Правительство России в гайдаровское и последующее время, вплоть до начала двухтысячных годов.

Рассудку вопреки...

Десятки раз в эти дни мы слышали о том, что Гайдар спас Россию. Как минимум — от гражданской войны. Все струсили и сбежали. Никто не брался за власть. И только Гайдар, как мессия, отважно шагнул к брошенному рулю государства. Эти версии настолько далеки от действительности, что высказывающих их деятелей можно заподозрить в политическом шулерстве.

Во-первых, в стране были консервативные номенклатурные лидеры КПСС. Они никуда не бежали. Напротив, их насильно отогнали от руля, отправив — пусть временно — в “Матросскую Тишину”.

Во-вторых, были представители других концепций реформ, готовые возглавить правительство. Был Григорий Явлинский. Был Аркадий Вольский. Был Руслан Хасбулатов. Был Юрий Скоков. Потом нашелся Виктор Черномырдин.

Но надо сказать правду: Гайдара со всей силой толкал к рулю Ельцин, отбросивший всех других претендентов. Возникает вопрос: почему он выбрал Гайдара? Гайдар в Великой антисоциалистической революции 1989—1991 годов заметно не участвовал. Он даже с КПСС расстался только в дни путча — в августе 1991 года. У таких идейных и логичных людей, как Гайдар, ничего случайного не бывает. Если Гайдар держался за КПСС, когда в Москве месяц за месяцем бушевали десятки тысяч людей на митингах, то дело не в околономенклатурном детстве Гайдара и не в его работе в журналах и газетах — органах ЦК КПСС. Дело в теоретической концепции Гайдара.

Гайдар был сторонником неолиберального перехода к рынку, то есть предполагающего шоковую терапию для экономики и общества, которая опирается на “железную руку” и такое же железное, безжалостное сердце власти. А уж после такой “пиночетовщины” рынок якобы уже сам начнет всем руководить.

И в СССР Гайдар ждал, когда во главе КПСС появится силовик, способный реализовать гайдаровскую модель шокового перехода к рынку. Если бы Горбачев пошел на диктатуру и силовой вариант выхода из социализма, модель Гайдара пришлась бы ему ко двору. Но лидеры ГКЧП сами, без Горбачева, как силовики были обречены. И Гайдар вышел из КПСС. Для гайдаровской модели выхода из социализма надо было теперь искать другого “Пиночета”. Ельцин не желал быть диктатором. Но у него был мощный ресурс — доверие народных масс. И несомненная “заслуга” Гайдара — в том, что он разглядел и внушил Ельцину, каким образом такое народное доверие может заменить силу при введении шока. Массы готовы терпеть того, кому доверяют. И Гайдар решил вести реформы “под именем Ельцина”. До конца. До последнего избирателя, голосовавшего за Ельцина...

Почему сам Ельцин предпочел Гайдара? Тут действовал комплекс факторов. Ельцин абсолютно не знал Гайдара. Но Гайдара усиленно навязывали Ельцину США, суля России десятки миллиардов помощи. Это не могло не завораживать Ельцина.

Не знал Ельцин и экономических теорий. Но Гайдар исступленно верил в свою теорию: после нескольких месяцев шока заработает рынок, и все утрясется. Быстрота успеха не могла не увлечь Ельцина — он хотел не столько дать стране возможность самой себя возродить, сколько осчастливить ее “от себя” и немедленно. И Гайдар не обманывал Ельцина, когда уверял, что все решится к осени. Он правда так думал и правда не ведал поначалу, что творил.

Вопреки еще одному мифу — что Гайдару не дали закончить, — все свои планы он реализовал. Сбережения были заморожены, точнее, вообще ликвидированы как серьезный фактор. Зарплаты обесценились. Заводы остановились. Появился рынок “челноков”. Распущен СССР. Россия не рухнула. Гражданская война “обосновалась” только на национальных окраинах. Но самого главного — начала возрождения России — не произошло. Рынок не заработал. Почему?

Конечно, было мощное сопротивление. И обворованного народа. И депутатов во главе с Хасбулатовым. И части новой номенклатуры, представляемой Руцким. И регионов. И паразитировавшей на всех недовольствах компартии. И формировавшейся народно-демократической оппозиции. Но не это сопротивление остановило Гайдара. Воля у него была железная. Он был готов действовать по Грибоедову — “рассудку вопреки, наперекор стихиям”. Провал гайдаровской модели был предопределен тем, что она была неправильной теорией и не соответствовала фундаментальным реалиям выходящей из социализма России.

Костлявая рука монетаризма

Теория Гайдара неверно отвечала на вопрос: чем надо заменить в России советский бюрократический социализм? Его ответ был такой: так называемой либеральной экономикой монетаристского типа. Но общая идейная несостоятельность монетаристской концепции экономики сегодня — после мирового финансового кризиса и краха глобальных “пирамид” финансовых спекуляций — факт, очевидный всем.

Реформы Гайдара, основанные на этой дурной идеологии, привели к игнорированию задач развития реальной экономики страны, развития инфраструктуры. Катастрофическому сбросу государством с себя своих социальных функции и задач. Разбазариванию крупной общенародной собственности и ее передаче в нечистые руки “абы кого”. Необоснованному снижению роли государства в определении задач социально-экономического развития страны. Реформы Гайдара, их зацикленность на монетаристских играх в деньги в цифры, только усугубили сырьевую модель развития российской экономики, разрушили отечественное производство, привели к жизни по принципу продажи нефти в обмен на импорт всего остального. Во многом именно из-за этих реформ задача модернизации России выглядит сегодня столь сложной.

В советской модели было много такого, что не следовало разрушать, что можно и нужно было использовать или, по крайней мере, учитывать. Но Гайдар не только ничего достойного в социалистическом прошлом не видел, но и в принципе игнорировал специфику экономики и социальных отношений, с которыми он имел дело и над которыми собирался экспериментировать.

Так, модель Гайдара не учитывала монополизма подавляющей части предприятий советской экономики. Не только на один микрорайон в городе приходилась одна школа, одна аптека, один газетный киоск, одна булочная. На всю страну был один завод такой-то продукции, в лучшем случае два-три. Российская экономика была монополистской по самой своей структуре. Десятилетиями отрасли строились так, чтобы устранить даже намек на дублирование. Для конкуренции — а без нее нет рынка — не было материальной базы. На создание материальной базы рыночной структуры конкурентного типа требовались годы. А пока, по Гайдару, все следовало покупать за проданную нефть. Тем самым создавался рынок для иностранных поставщиков, игнорировались задачи внутреннего развития страны.

Модель Гайдара не учитывала, что одну треть жизненно важного россияне получают не по линии зарплаты. Что цены, от которых зависит реальное наполнение и зарплат, и пенсий, и пособий, и стипендий, годами были искусственно заниженными. Что всю жизнь гражданину не выплачивали часть зарплаты, предназначающуюся на его обеспечение в старости. Она шла государству, которое обязывалось платить пенсию. Что гражданину не платили ни на лечение, ни на обучение. Эти суммы тоже забирало государство для “бесплатных” лечения и обучения. Неолиберальная модель Гайдара игнорировала и российскую науку, и российскую культуру. Модель Гайдара, не создав независимых источников существования науки, культуры, образования, спорта, оставляла их потенциальными просителями в кабинетах олигархии. Обрекала деятелей этих сфер на выезд за рубеж, а то и просто на голодную смерть.

Наконец, модель Гайдара не учитывала, что преобладающая часть российской экономики относится к военно-промышленному комплексу. Для него рынок — государство. Эту часть экономики в ходе шока можно разрушить. Но рыночной она никогда не станет.

США именно в расчете на то, что шоковая терапия разрушит советский военно-промышленный комплекс (ВПК), так активно рекомендовали России модель, ориентированную на тот тип рынка, которого уже десятки лет не было в самих США. Ну, США хотели гибели советского ВПК. А вот о чем думал сам Гайдар?.. Все дело в том, что и сам Гайдар считал ВПК обузой. Он видел в СССР нечто вроде “Верхней Вольты с ракетами”. Он считал, что империя СССР должна уйти. Вместо нее появится Россия — страна с умеренными претензиями, “тишландия”, если использовать термин А.Бека из знаменитого романа “Новое назначение”.

В модели Гайдара никакой державной роли России не предусматривалось. Но ведь Россия веками формировалась именно как великая держава. И отход от великодержавности мог вести только к тому, что вместо России останется Московия с соответствующими границами по Оке. И появится ряд русскоговорящих стран — Урал, Сибирь и т.д. При таком подходе ВПК не требуется, и позиция Гайдара очень пришлась по душе США.

Подход Гайдара к проблемам державности России предопределил его отношение к судьбе СССР. Сторонники Гайдара в эти дни как-то стеснялись вспоминать, что именно он входил в небольшую группу самых доверенных лиц Ельцина, сопровождавшую его в Беловежской Пуще. Гайдар активно работал над всеми документами Беловежья. И он несет полную ответственность за принятый там вариант выхода, принимавший за объективную истину границы республик внутри СССР и игнорировавший судьбы миллионов российских людей, оказавшихся за пределами России.

Продавцы ваучеров

Неолиберальный монетаризм предусматривает приватизацию государственного сектора. Но перед Гайдаром был не сектор — как, скажем, в Англии или Чили, а полностью огосударствленная экономика. Тут требовалась приватизация нового типа. А что предложил Гайдар?

Так как Гайдар был сторонником абсолютного рынка, то рыночными должны были стать все участки экономики. И приватизация — по Гайдару — должна быть всеобщей.

Но был еще один фактор. Советская бюрократия как господствующий класс государственно-бюрократического социализма и особенно ее верхушка — номенклатура — видели, что в России нет ни активных частных хозяев, ни мало-мальски экономически активных народных масс. Претензии на собственность только осознавались. Это создавало для номенклатуры реальную возможность захватить львиную долю приватизируемой государственной собственности.

Сочетание этих трех факторов — сама по себе необходимость приватизации, гайдаровское представление о всеобщности приватизации и претензии номенклатуры на собственность — определило гайдаровскую модель приватизации. В ней доля каждого гражданина непрерывно падала: от обещаний “Волги” на один ваучер до бесконечно малой, почти символической суммы. В ней быстро шли от отраслей, допускающих рынок, к отраслям, сугубо к рынку не пригодным, — таким, как добыча нефти и газа. Шли от свободных тендеров к залоговым аукционам. И так далее.

Приватизация при Гайдаре из инструмента перехода России к рыночной экономике превратилась в инструмент грандиозного обогащения номенклатуры и “одобренных” ею олигархов, в инструмент грандиозного ограбления трудящихся масс, главных создателей социалистической собственности...

Не умея предпринимательски использовать собственность, номенклатура и олигархи главным средством получения доходов сделали вывоз за границу добываемого сырья, прежде всего энергетического. Вывоз сырья — а не развитие своей экономики — стал главным для “обеспечения” всего класса бюрократов России. На Западе оседали на “запасных аэродромах” и деньги. Гайдаровская приватизация превратила правящие группировки России не в организаторов собственного экономического развития, а в привязанных к Западу компрадоров.

В итоге нынешний кризис, обрушившийся на Запад, стал и российским, хотя сама по себе экономика России по существу, производственно, мало интегрирована в мировую экономику — только по линии вывоза энергоресурсов. Компрадоры втянули Россию в то, что принято называть “в чужом пиру похмелье”...

При гайдаровском силовом внедрении рынка возникал слой собственников, сформировавшийся без борьбы в рыночной конкуренции, без публичного контроля. Эти предприниматели были чужды главного — предпринимательских навыков в производстве. Зато они были изощрены в отношении подкупа всех участников дележа собственности государства: администраторов, директоров, милиционеров, прокуроров, судей, журналистов и т.д. Эти предприниматели гайдаровского розлива были чужды самой идеи социальной ответственности перед государством, обществом, гражданами. Они не смогли взять на себя бремя возрождения России.

Гайдаровские реформы, не создав гражданам возможностей улучшать свое положение собственным трудом, оставили их в той роли, в которой они были в государственном социализме — в роли “работяг” и часто социальных иждивенцев. Вина Гайдара и в том, что трудности, которые надо было распределять справедливо и пропорционально, были возложены только на рядовых граждан.

Можно ли было смягчить пусть даже неизбежную жесткость? Разумеется, да. Для миллионов русских, оставшихся за пределами России, можно было сразу же, в Беловежской Пуще, где был Гайдар, гарантировать двойное гражданство. Для неимущих слоев общества ввести карточки, возможно, с бесплатным снабжением — пусть по минимальным нормам. Для имеющих сбережения продавать — по безналичным схемам — по 5—10—15 соток земли вблизи городов, отобрав землю у аграрных баронов. Этим смягчить замораживание сбережений.

На обеспечение ваучеров пустить акции нефтяных, газовых и уголедобывающих отраслей. И основная рента от нефти шла бы не в миллиардные накопления олигархов и номенклатуры, а поступала бы владельцам ваучеров в виде процентов. Да мало ли чего еще можно было предпринять, если по-настоящему, на деле думать и о проблемах простых людей.

Но вместо этого Гайдар переложил все тяготы выхода из социализма на народные массы. Обеспечил захват подавляющей части государственной собственности номенклатурой и олигархами. Посадил российское государство на западную наркоиглу нефте- и газодолларов. Сделал Запад — соблазненный перспективой ликвидации российского ВПК — своим союзником и частичным донором. И по линии небольших подачек, и по линии платы за вывозимые ресурсы. Сдал народы бывших союзных республик их национальной коммунистической номенклатуре (поделившейся в ряде республик властью с оппозицией). Избавил номенклатуру от бремени расходов на одну из опор России — ее великодержавность. И от расходов на другую опору — российскую культуру.

Тогда уже как бы в поддержку гайдаровских реформ на полном серьезе высказывалась идея о том, что России нужно всего 45 млн. человек. Этого достаточно, чтобы качать нефть, остальное лишнее.

Это политика, жестокая и бесчеловечная. Именно это народ понял, и именно этого он никогда Гайдару не простит.

* * *

Реализация гайдаровских принципов организации экономики привела к тому, что мы отброшены на 35 лет назад, провалу в четыре раза потенциала экономического состояния. Породила класс олигархов. Якобы предотвращенная Гайдаром в 1991 году гражданская война на самом деле после его реформ только началась. Он создал несправедливость и недоверие, которые разъедают страну до сих пор.

Гайдар — символ чудовищного разлома несправедливости и бесчеловечности, зеркало того антинародного, номенклатурно-олигархического выхода из социализма, который был навязан России в начале 1992 года.

Реформы Гайдара означали выход из социализма. В этом их позитивное значение для страны. Но реформы Гайдара были худшим из всех возможных вариантов выхода. В этом их исключительная трагичность для большинства участников этого выхода. Реформы Гайдара превратили Россию для всех последующих ее лидеров в настоящее минное поле.

Это никто отвергнуть не может — именно это является правдой.