Сомнительные органы
1 Февраля 2010

• Версия для печати

Оригинал материала: The New Times

Россия входит в пятерку стран, где совершается больше всего преднамеренных убийств

Цифры не врут: Россия входит в пятерку стран, где совершается больше всего преднамеренных убийств. Хуже ситуация только в Колумбии, ЮАР, на Ямайке и в Венесуэле. Коррупция и неэффективность правоохранительной системы, как показывают исследования, — тому одна из главных причин. Каковы у нас шансы подняться со дна или как минимум не скатиться еще ниже — узнавал The New Times

У государства, как института, на самом деле не так много обязанностей. Заботиться о сирых и убогих. Устанавливать такие правила в стране, чтобы бедных было меньше, а способных обходиться без социальных костылей — больше: резкое социальное расслоение как в России и других странах печальной пятерки, когда с одной стороны — 2% супербогатых, посередине — пропасть, а внизу — массовая нищета, еще одна важнейшая причина роста преступности. Наконец, третья функция государства — обеспечивать общественную безопасность. Ибо купить себе индивидуальную защиту от криминала, даже если на то есть миллионы (тем более — если их нет), практически невозможно: наемного убийцу, как известно, никакая охрана не остановит. А если к тому же известно, что не поймают, не осудят, а если поймают, то можно и откупиться?

Цена

Однако, помимо перспективы быть убитым или ограбленным, дурная правоохранительная система — это еще и очень дорогое удовольствие и для государственного бюджета, и для налогоплательщиков, его наполняющих. Растущая вверх кривая преступности — это дополнительные расходы на милиционеров, следователей, на тюрьмы, лагеря, вертухаев и колючую проволоку, которые исчисляются миллиардами долларов (для США, например, это 2,1% ВВП ежегодно). Это потеря трудоспособного населения: вместо того чтобы создавать прибавочную стоимость, сотни тысяч людей учатся шить варежки в лагерях. Средний возраст убийц в России — 37 лет, насильников — 31, сидящих за грабеж — 28.* * Данные из совместного исследования Чикагского университета и Московского НИИ здравоохранения, основанного на изучении российского тюремно-лагерного населения за 1999 год. Это и низкая продолжительность жизни опять же среди самой трудоспособной части общества: риск быть убитым на улицах и в подъездах Отечества особенно высок у мужчин в возрасте 30–55 лет. А это, в свою очередь, сказывается на экономике: в странах Латинской Америки, например, издержки с этим связанные оборачиваются в ежегодные потери для континента от 7 до 13% их совокупного ВВП, а в отдельно взятой Колумбии, которая лидирует по уровню преступности на континенте, — почти 10%.* * Все цифры по Латинской Америке: Rodrigo R. Soares, Joana Naritomi: «Understanding High Crime Rates in Latin America. The Role of Social and Policy Factors», 2007. Другими словами, бедные становятся еще беднее и пополняют ряды криминала, а обеспеченные несут дополнительные расходы, дабы защититься от них: в Бразилии, например, где уровень смертности от насилия ниже, чем в России (34,4 на 100 тыс. населения против 49,9 в Отечестве), больше половины менеджеров и владельцев компаний назвали преступность главным ограничителем на развитие своего бизнеса.

Реформа оптом и в розницу

Иными словами, реформа российской правоохранительной системы, которую сегодня обсуждают все больше за закрытыми дверями и те, кто в ней лично заинтересован значительно меньше (ФСО, бронированные автомобили, закрытые поселки, охраняемые спецназом), чем рядовые российские граждане, — проблема животрепещущая для каждого из нас.

А вот случится ли она — большой вопрос. Между тем опыт таких стран, как Колумбия или Бразилия (не говоря уже о близкой нам Грузии), где сравнимый с Россией уровень коррупции, но, правда, демократии и свобод побольше, показывает, что сов­местные усилия властей и общества в этом направлении приносят сравнительно скорые и весьма ощутимые результаты. Так, в Боготе — столице Колумбии — через 10 лет с начала реформы (1994 год) число преднамеренных убийств сократилось в 4 раза, в Сан-Паулу (Бразилия) за 6 лет — на 79%.* * А 7 декабря 2007 года в столице Бразилии и вовсе был праздник: впервые за 50 с лишним лет за целые сутки не случилось ни одного убийства.

Шансы

Марк Галеотти, профессор Нью-Йоркского университета и автор книги «Организованная преступность в России и на постсоветском пространстве», особого оптимизма по поводу перспектив правоохранительной реформы в России не испытывает. С его точки зрения, тому мешают три главные причины: использование правоохранительных органов и милиции прежде всего в политических целях, коррупция, недостаток ресурсов, которые государство готово истратить на реформу.

«Кремль не заинтересован в какой-либо серьезной реформе милиции, которая превратила бы ее в эффективный и подчиняющийся закону институт, — считает он. — Лояльность милиционеров властям всех уровней — от Кремля до муниципалитетов — для них значительно важнее профессионализма. Не случайно численность ОМОНа, который активно используют для подавления уличного протеста, постоянно растет: если в 2003 году таких подразделений было 98, то в 2007-м — уже 121, которые насчитывают по стране более 20 тыс. бойцов». Профессор также отмечает, что заявленное в декабре 2009 года сокращение численности внутренних войск МВД, которые также в первую очередь предназначены для подавления беспорядков и протестов среди населения (со 184 тыс. до 170 тыс.), во-первых, несущественно и составляет всего лишь 7,6%, а во-вторых, случится совсем не скоро — к 2020 году, когда «то ли шах помрет, то ли ишак сдохнет». Что касается обещаний сократить на 20% численность МВД, то и это у профессора вызывает скорее печаль. Во-первых, утверждает он, проблема не в количестве милиционеров — в России их, по сравнению, например, с Великобританией, даже меньше чем нужно: в Соединенном Королевстве один полицейский приходится на 254 жителя, в России — один на 101, а в том, что они плохо обучены, мало получают, не имеют достаточно технических средств и до крайности коррумпированы. Не говоря уже о том, что число кабинетных милиционеров, перемещающих по кругу бумажки, зашкаливает, но они-то будут уволены в последнюю очередь. Галеотти вторит и преподаватель Сиракузского университета, автор готовящегося к публикации исследования «Государственное устройство и путинская Россия» Брайн Тейлор: «Российская милиция, — считает он, — унаследовала худшие черты советской: она рассматривает население скорее как угрозу, нежели как людей, которым должна служить. В свою очередь, население ей не доверяет и боится: именно поэтому столько преступлений даже не регистрируется». Тейлор также полагает, что авторитарный режим мало расположен к такого рода реформам. Есть, конечно, пример Сингапура, но это город-государство, к тому же унаследовавший традиции английской колониальной бюрократии с ее представлениями о служении государству и обществу.

Рыба гниет с головы

Наконец, оба профессора полагают, что рыба как гниет с головы, так и чистить ее надо с головы. «Успех реформы милиции во многом зависит от трех вещей, — говорит Галеотти, — авторитета и легитимности начальства, прежде всего министра, среди рядовых сотрудников, а Нургалиев, очевидно, таким авторитетом не обладает; настойчивого желания лидеров страны провести такую реформу, а кажется, что взгляды Путина и Медведева в этом вопросе не совпадают; наконец, серьезных усилий и ресурсов для того, чтобы очистить милицию от грязи, а это невозможно без того, чтобы идти на непопулярные среди офицеров меры: уволить старых, обучить и набрать новых». То есть сделать то, что было сделано Михаилом Саакашвили в Грузии. «Если Россия действительно хочет что-то изменить в МВД, то тогда надо убрать человека, который стоял во главе ведомства все последние годы, — это будет сигнал и всем остальным», — считает и Тейлор. Американские профессора нам, конечно, не указ. Но ровно то же самое The New Times говорили и рядовые милиционеры.

Вот, например: «Во-первых, милицейскую верхушку всю надо убирать — они все повязаны, назначают тех, кто выгоден. Тянут своих, круговая порука, родители готовят места для своих детей. Надо назначать начальников на конкурсной основе, чтобы во главе системы стояли профессионалы», — Вадим Смирнов, бывший инспектор ГИБДД Центрального округа Москвы.

Или вот: «Сокращение милиции надо начинать не с оперов, участковых и других сотрудников, работающих на земле. В то время как у нас в УВД СВАО у каждого заместителя личная секретарша в звании лейтенанта. В каждом отделении есть «мертвые души» — спортсмены, всевозможные инспекторы. С них и надо начать. При этом нужно увеличить количество постов, которые реально следят за порядком, и увеличить число участковых. Запретить брать на службу людей без армии или высшего образования, чтобы отсечь детишек начальников», — Сергей Суслов, сержант Патрульно-постовой службы.

Милиция рассматривает население скорее как угрозу, нежели как людей, которым должна служить

И еще: «На прошлом месте моей работы, в одном из московских ОВД, в 2008 году пришел новый начальник, совершенно неадекватный. Он настолько заставлял повышать раскрываемость, что сыщики, опера ходили и подсовывали гранаты, гранатометы, пистолеты, наркоту, патроны горстями бомжам и бомжей потом сажали в тюрьму», — Алексей, прапорщик, сотрудник вневедомственной охраны.

«Эффективная полиция — это когда общество доверяет сотрудникам правоохранительных органов, а люди в форме — своим согражданам. В России МВД — это институт контроля за населением, а не его защитник. Пока эта ситуация не изменится — результатов не будет», — Марк Галеотти, профессор Нью-Йоркского университета США…