Хождение по базам: 3 ошибки, которые может сделать власть после Бирюлево
16 Октября 2013

• Версия для печати

Реагируя на «кавказские» проблемы, власть и общество повторяют типичные ошибки

Скажу сразу, я не готов отвечать на вопрос, что делать после событий в Бирюлево? Но в бурно проходящем обсуждении уже наметилось несколько подходов, которые могут завести ситуацию в тупик, или даже усугубить ее. О некоторых таких тупиках по пути из Бирюлево и пойдет здесь речь.

Тупик первый: «пойти по базам»

Хорошо известна поговорка о генералах, всегда готовящихся к прошедшему сражению. Каждая новая встряска заставляет устранять ее подлинные или мнимые причины, как будто в следующий раз «рванет» там же, где и в предыдущий. После событий в Матвеевском и чиновники, и комментаторы основное внимание уделяли московским рынкам — как если бы все инциденты, связанные с приезжими, происходили только там. После Бирюлево, скорее всего, обратятся к плодоовощным базам, ранее как-то ускользавшим от всеобщего внимания.

Но при этом быстро выяснится, что базы бывают двух очень разных видов. С одной стороны, такие, как в Бирюлево, где большие даже по меркам московского бизнеса обороты, а почетный президент управляющей компании – Герой России и соратник генерала Лебедя Магомед Толбоев. С другой стороны — базы, а чаще просто перевалочные пункты без нормальных хранилищ, устроенные мелкими северокавказскими хозяйствами, которые сбывают свою продукцию в Москве. Типичная для Дагестана ситуация: выходцы из одного села обеспечивают весь технологический процесс от поля до прилавка. Их московские «опорные пункты» располагаются в малозаметных уголках промзон, на территориях автохозяйств и т.п. Вряд ли они могут существовать без прикрытия со стороны полиции, но прикрытие это, скорее всего, довольно скромное – пропорционально масштабам бизнеса.

Весьма вероятно, что чиновники префектур и управ, желая продемонстрировать активную реакцию на бирюлевские события, нацелятся сейчас именно на мелкие базы, как на наиболее легкую мишень, и не тронут базы крупные (за исключением, может быть, той самой, которая засветилась в событиях).

Но результат не будет соответствовать ожиданиям: отчитаться о поимке большого количества нелегальных мигрантов на мелких базах не выйдет, людей там работает мало. А вот лишить работы несколько тысяч человек на Северном Кавказе наверняка получится. И можно лишь гадать, куда они после этого направятся из родных мест искать счастья – не в то же ли Бирюлево?

Тупик второй: аксакалы и землячества

Почти каждый раз, когда в Москве происходят неприятности, связанные с выходцами с Кавказа, звучат призывы привлечь к спасению ситуации «правильных» кавказцев, способных повлиять на свою «неправильную» молодежь. Обычно озвучиваются два варианта. Первый предполагает персонально ответственных: задействовать официальные столичные землячества северокавказских регионов. Второй более абстрактный — бросить в бой неких «чудо-стариков», которые исправили бы ситуацию, повлияв на оступившихся соплеменников.

Первый вариант вовсе не достоин серьезного обсуждения. Люди, занятые освоением бюджетов выставок про дружбу народов, как правило, не умеют общаться с земляками, доступа к этим бюджетам не имеющими. Это, конечно, не перечеркивает усилия отдельных уважаемых активистов диаспор, использующих все свое влияние и харизму для «разруливания» конфликтных ситуаций с участием выходцев с Кавказа, – как, например, московский профессор-медик из Дагестана Магомед Абдулхабиров. Но такие люди крайне далеки от «профессиональных кавказцев», преобладающих в землячествах.

Второй вариант, с поиском реально авторитетных людей старшего поколения, основан на устоявшихся в обществе представлениях о Северном Кавказе, особенно о Дагестане, Ингушетии и Чечне, как о предельно традиционной, архаичной территории.

Эти представления весьма иллюзорны. Приведу лишь один пример. Случилось так, что буквально за пару дней до событий в Бирюлево я изучал «в поле» конфликт между двумя предгорными селами Дагестана, связанный с землей. Почти сразу бросилось в глаза, что требования с обеих сторон озвучивали люди старшего и среднего поколения при пассивности молодежи. Объяснить это отсутствием интереса молодежи к сельскому хозяйству было трудно: земли сельхозназначения в Дагестане нередко правдами или неправдами используют под застройку, а строиться надо в первую очередь как раз молодым. Потом выяснилось, что большая часть молодежи конфликтующих сел собирается в одной мечети (в соседнем городе), рассматривает себя как единую общину, а «свой» ислам – как отличающийся от ислама «старших». То есть живет своей жизнью, просто никак не встраиваясь в дела отцов и дедов.

Такая ситуация, конечно, не повсеместна, но она показывает важную тенденцию: восточные регионы Северного Кавказа как раз в последние десятилетия проходят критический момент развития, суть которого – в сломе традиционного общества, с типичной для него зависимостью человека от воли старших родственников, с фактической предопределенностью судьбы каждого члена социума. Такой слом ускоряется массовым переселением в города, а в республиках, о которых идет речь, «обвальная» неконтролируемая урбанизация началась лишь в 1980-е годы. Время распада традиционного общества опасно, потому что молодое поколение в этот момент уже не может жить по-старому, но еще не имеет готовых ориентиров того, как можно жить вне традиционного уклада, – отцы ведь жили еще в нем.

Кстати, в Центральной России – если просто посмотреть на рост переселенцев в города – слом крестьянской жизни начался в предреволюционные десятилетия и достиг кульминации в 1920-е — 1930-е. Надо ли напоминать, сколь болезненным был весь этот период, когда ломалась вся общественная структура? Там на разных этапах можно найти печальные параллели с сегодняшним Северным Кавказом, от терроризма до хулиганских шаек выходцев из сел в городах — центрах миграции.

Так что ничего уникального северокавказские республики сегодня не переживают: момент трудный, во многом неприятный, но другие через него проходили.

Только вот надежды на стариков и традиции не оправдаются. Помочь могло бы создание более плотной «социальной ткани» в крупных городах, развитие там сообществ по месту жительства, профессиональных союзов и т.д. – то есть всего того, во что мог бы влиться человек, приезжающий в чужой город без ясного понимания, как жить и на что ориентироваться. Но, как известно, в большинстве российских мегаполисов всего этого почти нет.

Тупик третий, идеологический

Бессмысленно делать вид, что проблем, связанных с кавказской миграцией, не существует. Но еще опаснее для общества принять ту идеологическую «надстройку», которая уже не первый год возводится на фундаменте этих проблем.

Суть ее в разделении народов на «своих» и «чужих», в требовании к государству защищать не писаный закон, а некий «уклад».

Опасность здесь даже не в дальнейшем нагнетании межнациональных страстей, не в возрождении сепаратизма в национальных республиках. Есть риск гораздо более глобальный. Ведь в чем именно состоит «уклад» и каковы его границы? Строго определить это не может никто. А значит, государство, встающее на защиту «уклада», железно оправдывает свое произвольное вмешательство по идеологическим основаниям в любые сферы жизни, в том числе частной. Именно поэтому деление на «своих» и «чужих» — самый верный путь к тоталитарному режиму. Именно поэтому можно сказать, что сегодня «Кавказ стучится в каждый дом», даже если этот дом далеко и от Кавказа, и от Бирюлево.

Константин Казенин, старший научный сотрудник Института Гайдара

Источник: forbes.ru