Министра МВД Щелокова убрал Андропов
19 Июля 2017

• Версия для печати

— Но в ближний круг доверенных лиц Брежнева Николай Анисимович, безусловно, входил.

— Разумеется. Ни один глава государства не станет назначать министром внутренних дел человека, не пользующегося его доверием. Вы себе не представляете, кстати, насколько моим родителям не хотелось переезжать в Москву (в 1966 году, в момент своего назначения главой Министерства охраны общественного порядка СССР, вскоре переименованного в Министерство внутренних дел, Николай Щелоков занимал пост второго секретаря ЦК КП Молдавии. — «МК»)! Помню, мама говорила отцу: «Умоляю тебя, откажись от этой должности! Еще ни один глава МВД хорошо не заканчивал». Но он не мог отказать Брежневу. К сожалению, мамины слова оказались пророческими.

— Вашего отца сместили со его поста почти сразу же после прихода к власти Андропова, который, как известно, не питал, мягко говоря, любви к Николаю Анисимовичу. Однако об истоках их конфликта известно крайне мало. Быть может, имелась здесь и какая-то личная составляющая?

— Да, имелась. Не стану распространяться на эту тему, не хочу, чтобы лишний раз трепали имена родителей, но в действиях Андропова, безусловно, присутствовал мотив личной мести. Однако хватало и других мотивов. По большому счету речь идет о политическом, идеологическом противостоянии. Это были совершенно разные люди с диаметрально противоположными взглядами.

— Вряд ли в таком случае опала стала неожиданностью для Николая Анисимовича.

— К такой расправе, такой травле он все-таки не был готов. Его лишили воинского звания (генерал армии. — «МК»), наград, исключили из партии... Даже мы с братом подверглись преследованиям. Нас вышвырнули с работы — я тогда работала в МГИМО младшим научным сотрудником — и очень долго, в течение нескольких лет, мы не могли никуда устроиться. Чем-то, согласитесь, это напоминает 1937 год: «дети врага народа»... И при этом не было ни суда, ни даже уголовного дела. Отцу не предъявлялись никакие обвинения. Были лишь какие-то дикие, кошмарные слухи и сплетни. О конфискованных у нас «несметных богатствах», о том, что мама решила в отместку застрелить Андропова и была убита во время покушения (Светлана Владимировна Щелокова покончила с собой 19 февраля 1983 года. — «МК»)... Странно еще, что я ни за кем с парабеллумом не бегала.

— По словам Евгения Залунина, бывшего в те годы начальником дачного хозяйства МВД, за сутки до ухода Николая Анисимовича из жизни тот позвонил ему и сказал: «Евгений Сергеевич, я очень сожалею, что не поверил вам насчет Калинина». Речь идет о начальнике Хозяйственного управления МВД, осужденном в 1985 году за хищение государственных средств в особо крупных размерах. Похоже на правду?

— Да, так оно и было. Не самой хорошей чертой отца, которая, увы, передалась и мне, была очень сильная, чрезмерная доверчивость к людям. Такое, знаете, бескомпромиссное доверие. Залунин давно говорил папе о Калинине, что тот нечист на руку, занимается разного рода шахер-махером, но отец упорно отказывался в это верить. Калинин, конечно, получил по заслугам. Хотя на фоне нынешних коррупционных разоблачений тот ущерб, который ему вменили, выглядит, конечно, смешно.

— Ирина Николаевна, защищая свою честь, свое доброе имя, ваши родители достаточно жестоко поступили с вами, своими детьми. Я имею в виду, конечно же, их добровольный уход из жизни — сначала мамы, потом отца. Пытаюсь подобрать правильные слова, но, наверное, правильных слов в таком контексте не бывает. Поэтому спрошу прямо: вы поняли, вы простили их?

— Нет, они поступили с нами не жестоко. Они поступили сверхблагородно, хоть и не по-христиански. Они сделали это из великой любви к нам: считали, что таким образом спасут нас, что после их смерти от нас отстанут. Впрочем, если говорить конкретно об отце, то, откровенно говоря, у меня нет уверенности, что это было самоубийство. Мы не знаем, что там на самом деле произошло.

— Но ведь, как известно, найдена его предсмертная записка, содержащая среди прочего фразу: «С мертвых ордена не снимают».

— Да, это правда.

— Считаете, она не закрывает вопрос?

— Нет, не закрывает. Подделать почерк — не уж такая сложная задача. Существуют специалисты, способные смастерить любой рукописный текст. Кстати, эту записку сразу же изъяли, мы ее больше не видели. Мне вообще показалось очень странным, что когда мы с братом приехали на квартиру, где все случилось (Николай Анисимович ушел из жизни 13 декабря 1984 года. - «МК»), там уже находились «товарищи из КГБ». Что они там делали? Знаю, что многие люди в МВД, коллеги отца, были убеждены, что его убили. Какие у них для этого были основания, мне неизвестно, но совсем уж на пустом месте такие разговоры вряд ли бы пошли. Как говорится, нет человека — нет проблемы.

— А Николай Анисимович, считаете, представлял собой проблему?

— Конечно. Проработав столько лет во главе МВД, он знал много такого, о чем некоторые люди предпочли бы забыть. Возможно, они считали, что помимо воспоминаний у отца были документы, представлявшие для них угрозу. Говоря современным языком — компромат. Эту версию подтверждают обыски, проводившиеся у меня и у брата. Я тогда уже была замужем и жила отдельно от родителей. Для меня, конечно, это был шок. Представьте себе: вам 27 лет, вы в жизни никогда не совершали ничего противозаконного, и вдруг к вам врываются и начинают обыскивать.

А потом как-то раз выхожу из квартиры и слышу наверху какой-то шум. Поднимаюсь по лестнице на чердак, расположенный прямо над нашей квартирой, и вижу такую картину: несколько человек — все как один в одинаковых новеньких телогрейках и ондатровых шапках. Якобы сантехники, но я сразу поняла, что это за «сантехники». «Что это, — говорю, — вы тут делаете? Подслушивать меня хотите? Ничего у вас не получится, дорогие!» Быстро выхожу и закрываю дверь на ключ, который они опрометчиво оставили снаружи. А дверь металлическая. Правда, где-то через час сжалилась и открыла. В общем, некую моральную сатисфакцию я все-таки получила. Ну и как вы думаете: что у меня могли искать, зачем устроили прослушку?

— Может быть, это было, что называется, психологическое давление?

— Нет-нет, давление тут ни при чем. Обыск был совсем не показной. Перетрясли буквально все, проверили каждую бумажку, пролистали каждую книжку. А библиотека у нас большая. Ничего, естественно, не нашли, кроме одного романа Солженицына. Но искали, понятно, не «антисоветскую» литературу и не мифические богатства. Искали некий документ.

— Какой именно? И что за информацию он содержал?

— Точно ответить на это мог бы лишь отец. Он, конечно же, знал, что именно ищут. Но унес с собой эту тайну.

— Документа так и не нашли?

— Этого я не могу сказать.

— Но вы ведь наверняка догадываетесь, что это за документ.

— Догадываюсь.

— Если я правильно понимаю, речь идет о материалах, изобличающих кого-то из представителей тогдашнего советского руководства?

— Совершенно верно.

— Андропова?

— Нет, не Андропова. Да, я знаю, кто этот человек, но сказать, простите, не могу. Это была борьба за власть. Очень жестокая борьба.

— Готовясь к нашей беседе, я с некоторым удивлением обнаружил, что указы Президиума Верховного Совета СССР о лишении вашего отца воинского звания и государственных наград до сих пор остаются в силе. У вас та же информация?

— Да. Насколько мне известно, никто ничего не отменял.

— Это, конечно, не судебный вердикт, но тоже своего рода акт репрессии. У вас не возникало мысли поднять вопрос о реабилитации, о пересмотре и отмене этих решений?

— Нет-нет, ничего такого я никогда не делала и делать не собираюсь. Мое глубокое убеждение — это бессмысленно. История всегда сама все расставляет по своим местам. Вспомните судьбу императора и его семьи: оболгали так, что дальше некуда, но правда в итоге все равно восторжествовала. Рано или поздно, уверена, то же произойдет и с именем отца. Любимым его выражением было: «Пока есть власть, нужно помогать людям». Конечно, горько сознавать, что большинство из тех, кому помог папа, отвернулись от нас сразу, как только он эту власть потерял. Никогда не забуду, как человек, которому отец спас жизнь в буквальном смысле слова и к которому я обратилась за помощью, когда были осквернены могилы родителей, процедил сквозь зубы: «Никогда мне больше не звони». И бросил трубку. Но я верующий, воцерковленный человек и поэтому спокойна: в конечном счете все получают по своим заслугам, без воздаяния не остается никто. Как говорила святая Матрона Московская, «каждая овечка будет подвешена за свой хвостик».

МК