Теперь МЧС вывозит из Ливана наших проституток самолетами Ч.2
24 Июля 2006

• Версия для печати

Граффити интифады. Палестинский лагерь изнутри. Неграждане. В Сабре и Шатиле

Палестинский лагерь легко выделить из прочих кварталов ливанских мусульман. Его отличает особая, трущобная бедность, и граффити сопротивления на окрестных домах. У входа в лагерь, среди этих пестрых рисунков, располагается охранный пост какой-либо из политических группировок. В Баальбеке это были веселые подростки из ХАМАС. В Сабре-Шатиле – их осторожные ровесники из ФАТХа. В лагере Святого Ильяса – такие же молодые парни из Демократического фронта освобождения Палестины. На проходе к последнему зачем-то стоял ливанский бронетранспортер, то ли дополнительно защищая лагерь, то ли угрожая его жителям. Граффити палестинцев насмешливо смотрели на него с ободранных стен.

Эти граффити – прекрасная школа политического рисунка, уникальная для всего исламского мира. Его сюжеты типичны. Подросток в куфии, замахнувшийся на танк – аллюзия на поединок Давида и нового Голиафа, на этот раз происходящего из Давидова корня. Силуэт утраченной родины, полосы национального флага, башни мечети Аль-Кодс, красные звезды на партийной символике ДФОП. Рисованные портреты Ясира Арафата и закутанных в цветные платки бойцов. Разнообразное оружие – от калашникова и лимонки до гранатомета. Надписи арабской вязью, с заметным влиянием евроамериканского граффити-стиля «фристайл»: «Вернемся!», «Палестина в борьбе», «Мы – люди!». Эти рисунки густо рассыпаны по стенам внутри лагерей. Знаки политической и этнической принадлежности. Культура сопротивления. Язык гетто.

В этот раз граффити дополняли многочисленные плакаты – еще одно важное направление политического рисунка. Все лагеря были охвачены лихорадкой выборов, которые обещают стать важным, а может быть, переломным моментом в истории за освобождение палестинских земель. Их сенсационный результат застал нас в Бейруте. Покойный шейх Ахмед Ясин приветствовал победу ХАМАС с многочисленных фото, а красочные постеры ФАТХ уныло трепались на теплом приморском ветру. Плакаты двух фракций НФОП мирно конкурировали между собой в лагерях, где нередко конфликтуют между собой их сторонники. Прекрасный постер Демократического фронта освобождения Палестины, со стилизованным изображением гетто, напоминал о третьем пути борьбы – между исламизмом и реформизмом. Именно этот путь предлагают своему народу палестинские левые.

Успех ХАМАС – организации, некогда созданной израильскими спецслужбами с целью подрыва влияния левых групп – характерный признак радикализации движения сопротивления. Он вовсе не говорит о тотальном влиянии исламистов в палестинском обществе, как это представляет сегодня пропаганда империализма. Перед нами – свидетельство растущего недовольства палестинцев, выступающих против нищеты и бесправия, которые подчас совершенно невыносимы – как это имеет место здесь, в Ливане.

Вход в лагеря свободный, однако ливанцы появляются в этих кварталах лишь по особой надобности. Хотя страшилки о местном криминалитете и нелюбви к иностранцам показались нам слишком неубедительными. Во время недавнего инцидента в Сабре-Шатиле погибли двое ливанских полицейских – но они сами спровоцировали палестинцев на вооруженный отпор. Поселения беженцев живут по собственным законам, при полном внутреннем самоуправлении. Эти люди ощущают себя полноценными только внутри своего изолированного квартала. Покинув его пределы, они обретают статус «неграждан», без права на хорошую работу и собственное жилье. Нынешние палестинские лагеря выражают исконный смысл понятия «гетто» – старого итальянского слова, укоренившегося в языке идиш. Не просто бедный район, а место поселения бесправного, пораженного в гражданских правах народа, отведенное ему властями чужой страны. В таких же, невыносимых условиях веками жили общины европейских евреев. Усмешка истории – напоминание, что угнетенный тоже может стать угнетателем.

Ливанская штаб-квартира Демократического фронта Освобождения Палестины находится в сердце лагеря Святого Ильяса. Среди узких проходов и зарисованных стен висит красный флаг со звездой, вписанной в зеленый полукруг. Типичный «офис» национально-освободительного движения Третьего мира. Нас проводят наверх, по многочисленным, путанным лесенкам, в кабинет к главе ливанского отделения ДФОП, товарищу («рафику») Фуаду. Этот человек, лицо которого уже знакомо нам благодаря ливанскому ТВ, подробно рассказывает о без преувеличения тяжелейшем социальном положении палестинских беженцев в лагерях Ливана. О том, что правительство этой страны отказывает палестинцам в рабочих местах и запрещает им заниматься медицинской практикой, что в лагерях не хватает воды, а их жители лишены нормальных бытовых условий и действенной социальной помощи. О том, что ООН требует разоружить жителей лагерей, сделав их беззащитными перед постоянной угрозой нападения фалангистов и израильтян.

После беседы активисты ДФОП ведут нас в дома к палестинцам. Мы долго блуждаем в тесных и грязных лабиринтах гетто, пока одна из семей не приглашает нас к себе внутрь. В комнатах самодельного, барачного дома сиротливо стоит старая мебель. Здесь живут по-настоящему бедно – то, что мы видели, служило хорошей иллюстрацией к рассказу рафика Фуада. Женщины закрываются от фотообъектива платками, но маленькие, живые дети охотно позируют в углу, увешанном палестинской символикой, флагами, картинами с видом на Аль-Кодс и ликами Арафата. Старые фотопортреты патриархов семьи, сделанные в пятидесятых, трогательно напоминают фотографии на стенах украинских крестьянских домов. Все то же – даже искусственные цветы и затейливый узор рамок, обычные для интерьеров Волыни или Полесья. Палестинский мальчик в ярком свитерке «Юнайтед калорс оф беннетон» позирует на фоне поблекших черно-белых лиц – живая преемственность борьбы, которую начали его деды. Ее история имеет немало печальных страниц.

Знаменитый лагерь Сабра-Шатила начинается мемориалом скорби – зеленой лужайкой, скрывающей под собой братскую могилу. Память о преступлении, которое принесло этому гетто его трагическую мировую известность. В сентябре 1982 года, в ходе израильского вторжения в Ливан, боевики-фалангисты устроили здесь массовую бойню палестинских беженцев. На тот момент в Сабре-Шатиле не было ни одного вооруженного палестинца – выполняя условия перемирия, они покинули полуразрушенный город. Соглашение, подписанное специальным посланником президента Рейгана Филипом Хабибом, гарантировало безопасность мирного населения лагерей. Согласно его условиям, Израиль не мог войти в Западный Бейрут – однако министр обороны Израиля Ариэль Шарон полностью оккупировал город, пропустив к Сабре-Шатиле отряды вооруженных фалангистов. Около двух тысяч беззащитных палестинцев — женщин, детей, стариков, – были вырезаны в двухстах метрах от ставки генштаба израильской армии, при полном бездействии западных дипломатов и войск ООН.

Стоя у мемориала, мы вспоминали подробности этих убийств. 16-го сентября 1982 года сентября израильский генерал Амос Ярон встретился с главарями христиан из «Ливанских сил», санкционировав их нападение на лагерь беженцев. Он обещал: израильтяне окажут убийцам «всестороннюю поддержку по очистке лагерей от террористов». Несколько часов спустя в Западном Бейруте началась настоящая бойня. «Убивали ножами, топорами, закалывали штыками. Убивали без разбору мужчин и женщин, детей и престарелых. Убивали не только палестинцев, но и ливанцев, живших в лагерях. Врывались в дома и убивали спавших. Женщин и их дочерей насиловали. Иногда выгоняли людей группами на улицу, ставили к стене и расстреливали», – передают эту картину очевидцы событий. Израильский лейтенант услышал по рации разговор между фалангистским офицером и начальником разведслужбы фалангистов Эли Хобейкой. Офицер спрашивал, что делать с полусотней детей и женщин, захваченных им на улицах Сабры. «Ты прекрасно знаешь, что надо делать», – ответил ему Хобейка, который спустя несколько лет взлетит на воздух в Бейруте. Израильские солдаты и офицеры наблюдали за резней в бинокли. Все тот же лейтенант, Ави Грабовски позднее расскажет: «Я видел фалангистов, которые убивали гражданских. Один из них заявил мне: «Беременные женщины рожают террористов…» Другой израильтянин связался с командованием, предлагая остановить массовое убийство. И получил ответ: «Мы не должны вмешиваться». Тем временем фалангисты ворвались в госпиталь «Акка», уничтожив раненных, больных, медсестер, и жителей лагерей, которые нашли в нем убежище. Вырытые бульдозерами ямы едва вмещали в себя трупы, которые грудами лежали на улицах. Резня завершилась лишь 18 сентября – когда в лагерях было некого убивать.

Трагедия Сабры-Шатилы стала знаменем сопротивления, катализатором освободительной борьбы для нескольких поколений палестинцев. Типичный лагерь беженцев, с оживленной уличной торговлей и узкими щелями между барачных домов, он и сегодня представляет собой нечто большее, чем обычный бедный квартал Западного Бейрута. Свежая, дымящаяся кровь забитых животных ручьем течет по его улицам. Невыносимое социальное положение палестинских беженцев – еще одна грань преступлений империализма, который продолжает уничтожать этих людей бесправием и нищетой. Однако, именно эти условия ставят палестинцев в авангард освободительных движений Третьего мира. Сегодня, когда престарелый убийца Шарон заканчивает свои дни, на улицах Сабры растет новое поколение тех, кто, рано или поздно вырвется из этого гетто. Кто завоюет право жить в новой, свободной Палестине.

Партийный офис, каким он должен быть. Портреты коммунистов. Встреча с Генсеком

Офис ЦК Компартии Ливана находится в мусульманском Западном Бейруте. Цветные ленточки с балконов паломников свисают перед большим портретом взорванного Жоржа Хауи. Сам офис – большой, немного ободранный дом. Слева от входа, на стене, небрежно нарисованы серп и молот. У дверей, на белом пластиковом стуле, как будто вынесенном из летнего кафе, сидит вооруженный автоматом охранник. Внутренняя обстановка здания проста и аскетична. Закрытая стоянка для автомобилей оборудована во внутреннем дворе – чтобы никто не мог заминировать машину, или отследить момент ее выезда в город. Именно так, в сентябре, был убит бывший генсек Хауи.

Штаб-квартира Компартии Ливана – влиятельной политической организации, авторитетной внутри своей страны, разительно отличается от роскошных особняков украинской, молдавской, российской компартий. Эта разница также дает себя знать при общении с Генеральным секретарем КПЛ, и прочими членами политического руководства партии. Интеллектуальный уровень ливанских товарищей приятно контрастирует с невежеством и дешевым популизмом постсоветских «левых» лидеров. Впрочем, это не стало для нас открытием – благодаря общению с нашими ливанскими друзьями, мы уже знали, что представляют собой коммунисты этой страны.

Необходимо особо сказать о них несколько слов. Товарищ М. – человек энциклопедических знаний и редкой культуры, инженер, лингвист, основатель сайта arabic.communist.ru. Товарищ И. – профессиональный журналист, сын видного ливанского коммуниста, одного из основателей КПЛ, покинувшего партию после ХХ съезда. Человек большой душевной широты, ведущий сотрудник крупного нового агентства и один из авторов печатного бюллетеня арабского Комру. Товарищ З. – выходец из шиитской семьи с Юга Ливана – это в его деревне, на израильской границе, пели мы наши советские песни. В молодости он заразился марксизмом и выучился читать по левым книгам, создав коммунистическую ячейку в родной деревне. Затем – вступил в партизанский отряд КПЛ, став боевым инструктором. На стене в кабинете Генсека Компартии Ливана мы видели плакат с лицами членов партии, павших во время гражданской войны за освобождение этой страны. Там же висели старые плакаты общеливанского сопротивления, в рамках которого КПЛ была вынуждена сотрудничать даже с самим чертом – шиитской «Хизболлой».

Эти люди вызвали у нас восхищение политической принципиальностью и преданностью своим идеалам. Но дело было не только в их зрелой марксистской позиции, которая могла бы дать сто очков вперед большинству членов отечественных компартий. Наши ливанские друзья представляли собой редкий человеческий тип – тип советских людей, почти исчезнувший в бывшем СССР, но сохранившийся в сражающемся Третьем мире, весьма далеком от наших прежних границ. Такими же, атипичными для общества потребления и наживы, выглядели рядовые чависты в Боливарианской Венесуэле. Здесь, на Ближнем Востоке мы могли видеть немало подобных людей. Залог того, что коммунистическое движение Ливана имеет неплохие виды на будущее – а значит, надежду на лучшую жизнь сохраняет и вся эта удивительная страна.

Многие члены КПЛ покинули ее в начале 90-х годов, по причине идейных разногласий с тогдашним руководством партии. Покойный Генсек Хауи, о котором вроде бы не с руки говорить плохие слова, долгое время вел КПЛ в фарватере «еврокоммунизма» французской Компартии, сохраняя отношения с силами, близкими к империализму. Тяжелая обстановка вооруженной, непарламентской борьбы спасла эту партию от окончательного перерождения, не позволив ей деградировать и сойти с политической сцены. Сегодня она ищет новые дороги развития, выступая против империалистического вмешательства в дела своей родины и за демократизацию ее политической системы. Об этом подробно рассказал нам дипломированный физик, выпускник французского вуза, Генеральный секретарь КПЛ товарищ Хададе:

«Ливанская коммунистическая партия переживает ответственный период. Дело в том, что наша партия не вписывается в политическую структуру Ливана. Наша страна была разделена колонизаторами по конфессиональному признаку, при содействии ливанской буржуазии. Колонизаторы с самого начала пробовали использовать нас как плацдарм в этом регионе планеты. Этому вмешательству способствует сохранение конфессиональной мозаики, которая давно не соответствует социальной структуре страны. Наш политический режим, по своему классовому содержанию, представляет собой межконфессиональный альянс различных сил буржуазии. Общественно-политическая структура страны состоит из семнадцати религиозных конфессий, включая шестеро основных. Ни одна из них не представляет собой большинство. Такая структура позволяет империализму контролировать регион, манипулируя периодическими конфликтами. Благодаря этому, они сумели предотвратить победу прогрессивных сил, которая была возможна на разных этапах истории Ливана.

Наше конфессиональное разнообразие могло бы стать примером демократического взаимодействия культур, важным для всего арабского мира. Однако, оно постоянно используется в отрицательных целях. Запад, в лице англо-французских империалистов, а затем – США, всегда пользовался противоречиями конфессиональной структуры для того, чтобы провоцировать конфликты внутри страны, не давая победить демократическим, левым течениям. Ливанский режим всячески способствует планам иностранного вмешательства, постоянно подчеркивая конфессиональные различия. Каждая группировка имеет свои институты власти и управления, а также, масс-медиа, вузы, и прочее. Партии и политические организации представляют интересы отдельных кланов и конфессиональная структура всегда преобладает над единством страны. Например, частные медиа гораздо богаче и влиятельней государственных. И поскольку руководители конфессий являются ведущими политиками страны, все активы государства поставлены обслуживать интересы их частных конфессиональных структур.

Отличие нашей позиции от позиции остальных политических сил Ливана – в разном понимании угрозы для национального суверенитета страны. Мы считаем, что наш суверенитет постоянно попирается путем иностранного вмешательства – регионального или международного. С другой стороны, его подрывают конфессиональные группировки внутри Ливана. Многие из них постоянно апеллируют к Западу, чтобы заручиться его поддержкой. Мы считаем, что началом для изменения положения в нашей стране должна стать отмена конфессиональной системы, подрывающей единство страны. А также, изменение политического режима, который держится благодаря ней. Соответственно, наша партия всегда являлась объектом нападений – как со стороны империализма, так и со стороны внутренних конфессиональных группировок. Избирательные законы в нашей стране специально составлены с расчетом того, чтобы не допустить в парламент крупнейшую светскую неконфессиональную силу – коммунистов, в рядах которой состоят ливанцы из христианских и мусульманских семей. Во всем мире есть два вида избирательных систем – мажоритарная или пропорциональная. Кроме Ливана. Здесь списки составляются на конфессиональной основе, и потому Компартия, самая мощная из светских сил, не может войти в местные и государственные органы власти. Однако, несмотря на возрастающие нападки на нашу партию, несмотря на уже подтвержденное давление на КПЛ со стороны посольства США в Ливане, мы развиваемся и укрепляем свои позиции. Враждебное отношение со стороны империализма делает нас притягательными для молодежи. Да и сама агрессивная деятельность против нас – это тоже важный показатель. Она говорит о том, что империализм и реакционные силы боятся Компартии Ливана».

Последнее, вероятно, является главным отличием между ближневосточными и постсоветскими коммунистами. Ливанские левые остаются полноценным и независимым субъектом политического процесса в специфической обстановке своей страны – в то время, как наши отечественные собственники брэнда «компартия» давно согласились на роль сателлитов различных группировок буржуазии. Враги наших народов больше не боятся этих «коммунистов».

Сирия Асадов. Машина времени. На Голанских высотах. В кольце врагов. Мысли на горе Касьюн

«Добро пожаловать в Сирию Асадов». За этой надписью на КПП начинается такая близкая для Ливана, и так не похожая на него страна. Песчаные, каменистые холмы с живописными деревнями. Сторожевые башни и линии окопов. Средиземноморские тучи пытаются преодолеть горный барьер – метет мокрый снег, эхо разносит гром, кривой клинок радуги входит в желтое тело пустыни. Большие портреты Хафеза Асада, основателя династии, его сыновей – действующего президента Башара, и старшего сына Басиля, погибшего в автокатастрофе, то и дело встречают нас на обочине. Напротив некоторых сооружений стоят таблички: «Военный объект. Фотографировать запрещено». Это почти все следы цензуры, которые нам пришлось увидеть в асадовской Сирии – если не брать в расчет оккупированные Голаны.

Великий город Дамаск, в древнем оазисе у горы Касьюн, представляет собой полную противоположность приморскому Бейруту. Улицы и проспекты Дамаска просторны – кроме тысячелетних улочек в районе мечети Омейядов. На них чисто, дорожное движение организовано и упорядочено. Здесь нет бешеных цен на землю, а потому нет и многоэтажных высоток, подобных бейрутским башням. Сотни минаретов свободно возвышаются над пятимиллионной столицей – вечером они, все, как один горят холодным изумрудно-зеленым огнем. Сирия заслуженно славится низким уровнем криминалитета, а цены на основные товары и продукты питания выгодно отличаются от ливанской дороговизны. В Дамаске не видно кричащей бедности палестинских лагерей и шиитских гетто Ливана. Бедные окраины выглядят более пристойно – по крайней мере, на них не лежит печать нищеты.

Молодежь сирийской столицы одета по-европейски, женщины-суннитки, как правило, носят хиджабы. В городе много бедуинов в просторных халатах и пестрых платках-хатта. Это излюбленное украшение европейской левой тусовки, которое так дурацки смотрится на отечественных неформалах, оказалось весьма народной одеждой. Хатта (или же куфии) носят провинциалы, а также совсем бедные люди, нередко преклонных лет. Красно-белая расцветка платков характерна для сирийских и иорданских племен, палестинцы носят бело-черные куфии, шииты – их сине-белую, или зеленую разновидность. Публика, которая покупает платки на местной толкучке, заставляет вспомнить торговлю кашкетами-картузами на местечковом украинском рынке. Те же самые социальные типажи.

Вокруг много вооруженных солдат с красными погонами на зеленых мундирах, похожих на советскую военную форму. Бронзовые и гранитные памятники также напоминают советские монументы. Множество внешних и глубоко внутренних, сущностных особенностей Сирии роднят ее с Советским Союзом поздней, горбачевской эпохи – машина времени как будто доставила нас обратно в восьмидесятые. Высшее сирийское руководство, многие члены которого прошли через советские вузы, годами воспроизводило политическую и административную систему своего главного военно-политического союзника – с поправкой на особенность местных условий. Экономическая система страны представляет собой государственный капитализм, с достаточно жестким контролем над банковским и энергетическим сектором, над внешней торговлей и ведущими отраслями национального производства. Правящая партия Арабского социалистического возрождения (Хизб БААС) образует коалицию с рядом зависимых организаций, включая Коммунистическую партию Сирии (Халеда Багдаша). В настоящий момент этот режим находится в крайне сложном положении – баасистам приходится противостоять как внешнему давлению империализма, так и внутренним исламистским движениям.

Светский характер сирийского общества имеет своеобразные предпосылки. Правящая «львиная» семья Асадов («лев» – так переводится с арабского эта фамилия), происходящая из города Латакии, принадлежит к секте алавитов. Приверженцы этой конфессии – странного симбиоза шиитского ислама, гностического христианства и зороастризма, – которые сохраняют веру в переселение мужских душ и молятся по ночам в куполообразных зданиях на холмах, пользуются давней антипатией суннитского большинства. Алавиты традиционно отвергают внешнюю обрядность ислама. После Второй мировой многие из них стали активными участниками демократических революционных движений левого толка, среди которых позднее выделилась панарабистская БААС. Представители этой конфессии составляют ядро офицерского корпуса, который то и дело участвует в подавлении выступлений местного филиала «Братьев-мусульман». Впрочем, алавитское влияние на сирийскую политику не так велико. Семья Асадов происходит из касты «непосвященных» – низшей ступени в этой своеобразной конфессии, а потому президенты Хафез и Башар зачастую демонстративно дистанцировались от ее адептов, подчеркивая светский, надконфессиональный статус своего режима.

Популярность Асадов весьма велика. Помимо официальных памятников покойному президенту-отцу и его старшему сыну, десантнику Басилю (президент Башар запрещает возводить монументы в свою честь), в народе весьма популярны лубочные рисунки всех трех членов Семьи, под надписью «С львами – до конца». Обычно они размещены на заднем стекле местных авто. (Меткий ливанский анекдот рассказывает о сирийском шпионе в Израиле, разоблаченном после того, как он наклеил на свой автомобиль фото Ариэля Шарона и двух его сыновей). Асадов поддерживают многочисленные конфессиональные меньшинства, включая шиитов и христиан, которые очень дорожат светской терпимостью этого режима, а также палестинцы, традиционно опирающиеся на поддержку БААС. Фигура президента Башара – имеющего репутацию умного, образованного человека, который несколько смягчил полувоенный режим отца, и, вместе с тем, сохранил основные принципы его политической линии в отношении Израиля и США, никак не тянет на образ кровавого диктатора. Тем не менее, угроза внутренних выступлений, инспирированных империализмом, угрожает этой стране в той же мере, что и открытое внешнее вторжение по иракскому образцу. Именно потому руководителей из БААС так интересовал отрицательный опыт нашей, оранжевой «революции».

По приезду нас проводят в кабинет к товарищу Малику. Его официальная должность звучит просто и со вкусом: «член высшего руководства Революционного Союза молодежи». Товарищ Малик отвечает за внешние связи этой огромной организации, очень напоминающей наш доперестроечный ВЛКСМ. Он хорошо говорит по-русски – однако наш разговор переводит товарищ Бассам, член РСМ, некогда учившийся в Киеве. Сирийские друзья специально вызвали его в Дамаск из приморской Латакии.

В тот же день мы отправляемся в крупнейший палестинский лагерь на территории Сирийской арабской республики. Он представляет собой обычный жилой квартал Дамаска – не лучше и не хуже соседних районов. В отличие от Ливана, местное законодательство полностью уравнивает палестинцев в правах с сирийскими гражданами. В местном офисе Демократического фронта освобождения Палестины собрались активисты различных палестинских движений. Молодые ребята с безупречным английским показывают нам хорошо оборудованный компьютерный класс, кинозал и большую библиотеку. Сирия заслуженно считается одним из главных координационных центров палестинского сопротивления, что и является одной из причин острой конфронтации с администрацией Джорджа Буша.

Окна нашей гостиницы выходят на гору Касьюн, бронзовый памятник Хафезу Асаду, белокаменную мечеть и двор современной школы. Большая стена делит его на мужскую и женскую части. По утрам дети выстраиваются на линейки, выполняя утреннюю зарядку под быструю арабскую музыку и пение муэдзина. Девочки-школьницы поголовно носят хиджабы, обычные в этом чисто суннитском, безалкогольном районе. Именно они являются завсегдатаями местных интернет-клубов, которые отличает необыкновенно качественная и дешевая связь. Платки-хиджабы, нередко с политизированной палестинской символикой, украшают головы манекенов в магазинах модной одежды. В христианских кварталах их заменяет подчеркнуто европейский стиль и распущенные волосы местных красавиц. Нарушение этих культурных границ не поощряется, но и не вызывает агрессивной реакции.

Рассказ о достопримечательностях Дамаска выходит за рамки этих записок. Их центром можно считать Мавзолей Саладдина – скромное белое здание невдалеке от входа в грандиозную мечеть Омейядов. Традиция этого человека, положившего конец «Крестовым походам» – средневековому изданию «антитеррористических операций» наших дней, вдохновляет немалое число современных сирийцев. Рядом, поперек крытых улочек знаменитого рынка Хамидия, развешены дацзыбао за подписью президента Башара Асада, с проклятьями в адрес израильского и американского империализма.

Ранним утром мы выезжаем в направлении Голанских высот. Дорога на юго-запад проходит через плантации съедобных кактусов и поля с огромной белокочанной капустой. На трассе практически нет машин – кроме военных грузовиков и ооновских джипов. Тот самый библейский тракт из Иерусалима, которым некогда следовал отец христианства, Савл, завершивший эту дорогу под именем Павла: «…встань и иди в Дамаск, и там тебе сказано будет всё, что назначено тебе делать». Сегодня ему надо было бы быть взаправду святым, чтобы преодолеть минные поля и укрепрайоны, разделившие эти два древних города.

Мы проезжаем еще один палестинский лагерь, весь в обрывках предвыборных агитплакатов. Ближе к Голанам поля начинают рассекать борозды окопов и оспины от воронок, на обочине попадаются полуразрушенные и восстановленные дома. «Они дошли вот до сюда», – говорит нам в одном месте шофер, ветеран «Войны Судного дня». В небольшом селе, у самой Эль-Кунейтры, на окне швейной мастерской выставлен красный плакат с Че Геварой. «Hasta La Victoria Siempre», – восклицает под ним арабская вязь.

Чтобы попасть в демилитаризованную зону на Голанских высотах, необходимо проехать три КПП. Пост ООН пропускает нас сравнительно быстро. Пост сирийской службы безопасности поднимает шлагбаум только после телефонных переговоров с Дамаском («телефонное право» – еще один характерный признак советской эпохи). Хмурые, вооруженные автоматами люди в штатском (согласно условиям перемирия, в Кунейтре нельзя находится сирийским военным) тщательно досматривают наши автомобили. На третьем посту переговоры становятся еще более продолжительными – вопрос решается непосредственно в ЦК партии БААС. После очередного досмотра, нас все-таки пропускают.

Погода испортилась еще на подъезде к Кунейтре. Низкое, свинцовое небо тяжело висит над землей, задевая края тех самых высот. Мрачный пейзаж полного разрушения. Целые улицы взорванных домов – все, что осталось от большого и людного города. Мы входим в здание госпиталя – ЦАХАЛ использовал его в качестве мишени для тренировочных стрельб. Внутренности больницы разбиты, под ногами валяются сгоревшие койки и медицинский мусор. С крыши, на которой несет вахту сирийский снайпер, открывается вид на сплошную россыпь руин. Темные силуэты Голан кажутся надгробиями над братской могилой многих тысяч людей, погибших в этих местах во время израильского вторжения. Эти горы опоясывают минные поля, одни из самых обширных на всей планете. Израиль и сегодня не собирается отдавать оккупированные высоты – удобный плацдарм для нападения на Дамаск, о чем так мечтал стервятник Шарон.

В разрушенной католической церкви нас ждет нежданный привет от другой войны. На алтарной стене храма отчетливо выделяется слово «Чечня». Его вывели красной краской, искаженными кириллическими буквами, с одной грамматической ошибкой. Как считают сирийцы, это граффити современных черкесов, живущих здесь уже полтора века, со времен романовской депортации их народа. Руины Кунейтры и вправду во всем похожи на город Грозный.

В центре мертвого города стоит панно с Хафезом Асадом, поднимающим флаг над возвращенной Кунейтрой. Ооновцы в герметичных, похожих на скафандры комбинезонах прогуливаются вдоль руин, распыляя вакцину против птичьего гриппа – воистину, инфернальное зрелище. Нас подвозят к последнему сирийскому КПП. В ста метрах, за огромным, похожим на крепость, блок-постом, мокнет большой флаг с сине-белой звездой Давида. За бетонным бруствером видны шлемы израильских солдат. Провожатый предупреждает – снимать нельзя, могут стрелять.

Мы возвращаемся, минуя тройной блокпост Эль-Кунейтры, и погода вновь становится ясной. Кошмар близкой войны остается позади – о нем напоминает лишь колючая проволока, которой обнесены кактусовые поля. Вдоль старой дороги медленно идут палестинские беженцы в куфиях. Вновь вспоминается Павлово: «Когда же я был в пути и приближался к Дамаску…»

На следующий день нас принимает глава Революционного Союза молодежи – рафик Аднан Арбаш. Встречу снимает телевидение, местная пресса берет у нас несколько интервью, после чего мы едем в ЦК партии БААС. Здесь, в сосредоточии власти, со всеми ее внешними атрибутами, нас принимает Шахназ Факуш – умная, энергичная женщина, одна из одиннадцати членов партийного ЦК, ответственная за международное направление баасистской политики. При телекамерах она спрашивает у нас о событиях на Майдане и о последствиях правления режима Ющенко. Потом долго говорит об угрожающем положении Сирии (переводчик использует знакомую фразу: «в кольце врагов»), о закономерности победы ХАМАС в борющейся Палестине, и общих тенденциях глобального сопротивления империализму. В кабинете, где мы беседуем, беззвучно светится огромный телеэкран. После кадров Давосского сборища толстосумов, на нем возникает краснорубашечный Чавес в сопровождении многолюдной толпы – трансляция с мирового социального форума в Каракасе. Члены партийного руководства БААС смотрят на него с нескрываемой симпатией и восторгом.

Американская оккупация Ирака, убийство Харири в Ливане, загнали Сирию в глухой угол. Страна Асадов оказалась в жесткой и плотной изоляции, с клеймом государства-изгоя – составной части вымышленной «оси зла». Именно потому здесь так рады нам – представителям communist.ru и левой украинской организации «Че Гевара», организовавшей акцию в поддержку Сирии, за предотвращение военной агрессии против этой страны. Нам было не сложно найти общий язык с этими людьми. Функционеры Революционного Союза молодежи и партии БААС лишь внешне напоминают советских чиновников, однако отличаются от них большей идейной стойкостью и радикализмом. Отборная империалистическая риторика, в общем, не расходится у них с истинным направлением мыслей и практическими делами. Сложное положение, в котором оказался баасистский режим, приводит к внутренней мобилизации его властных структур, которые выдвигают из своей среды наиболее деятельных, и очевидно незаурядных людей.

Здесь ненавидят войну и боятся ее прихода. Среди белого дня в сирийской столице проходят массовые учения ГО. Над ее юго-западной частью днем и ночью выписывают круги патрульные вертолеты. Рядовых сирийцев устрашает пример такого близкого к ним Ирака, погрузившегося в кромешный ад гражданской войны. В городе Дамаске скопилось множество иракских беженцев, бежавших сюда от кошмара массовой бойни. Многие опасаются, что она может перекинуться и сюда, в Сирию – чего так старательно добиваются в Вашингтоне.

Империализм уже не раз разрушал этот город, самое старое поселение на Земле, которое без перерывов населяли люди разных цивилизаций. Об этом писал в дневнике Лоуренс Аравийский, считавший захват арабской столицы делом всей своей жизни: «Оставляя Дамаск, немцы подожги склады и запасы боевого снаряжения, и каждую минуту нас оглушали взрывы, пламя от которых окрасило небо. При каждом новом грохоте земля, казалось, сотрясалась. Устремив взгляд на север, мы видели, как по бледному небу рассыпались снопы желтых точек, так как снаряды взлетали при взрывах магазинов на ужасную высоту. Я повернулся к Стерлингу и проговорил: Дамаск горит! Мне причиняла боль мысль о великом городе, ставшем пеплом в плату за свободу».

Всего через несколько лет, когда жители «свободного» Дамаска подняли восстание против новых, англо-французских оккупантов, соратники Лоуренса расстреляли их из орудий и закидали бомбами с аэропланов. Блэр и Шарон, Рамсфельд и Буш – всего лишь продолжатели их старых, кровавых дел, которые и сегодня не позабыты в этой стране.

Прохладный вечер на горе Касьюн. Старая авраамическая легенда называет ее «горой первоубийства». Согласно преданию, огородник Каин прервал здесь жизнь своего менее удачливого брата-животновода – в каменной пещере под названием «Глотка», вскрикнувшей от ужаса перед содеянным преступлением. Вход в эту дыру в самом деле похож на распахнутый в крике человеческий рот. Стоя на вершине горы, над сияющим морем ночного Дамаска, я вспоминал слова нашего колоритного водителя из породы арабских шоферов. Он остроумно вывел от Каина родословную нынешних врагов Сирии и всей нашей планеты – империалистов.

Пожалуй, библейский первоубийца действительно годится им в праотцы. Может быть, именно потому они с такой ненавистью стремятся смешать с кровью пески Ближнего Востока, сделав из этих двух слов синоним войны и убийства. Мир сильно изменился с библейских времен, и здешние камни уже не кричат о массовых преступлениях новых каинов. Но почему о них так часто молчим мы – люди?

Андрей Манчук

«Маленький беззащитный Ливан бомбят как фашистскую Германию»