Последнее танго Хинштейна
10 Апреля 2007

• Версия для печати

Чисто чекистское убийство

В деле о гибели генерала ФСБ Трофимова появился след БАБа

"Ровно два года назад, 10 апреля 2005-го, в Москве был расстрелян отставной замдиректора ФСБ генерал-полковник Анатолий Трофимов", - пишет известный журналист, депутат-единорос Александр Хинштейн, известный рупор самых смелых версий, которые разрабатываются в недрах правоохранительных органов и спецслужб.

"Даже на фоне бандитского передела эпохи 90-х преступление это не имеет аналогов; никогда прежде генералы госбезопасности не гибли еще от рук наемных убийц.

Это был прямой вызов российским спецслужбам, но почему-то брошенную перчатку так никто и не поднял. Вопреки ожиданиям, трофимовское дело даже не было взято под личный контроль — ладно уж президентом; ни генпрокурором, ни главой МВД.

С самого первого дня громкое дело расследовалось не просто обыденно, а откровенно вяло. (Сыщики МУРа прямо жаловались мне, что руководство запрещает проявлять им чрезмерную прыть.)

Немудрено, что за все два года следствие не сумело продвинуться вперед ни на йоту. Итог неутешителен: минувшей осенью дело №341207 было приостановлено “за неустановлением” обвиняемого и отправлено пылиться в архив.

Между тем “МК” готов предложить свою, отличную от общеизвестных версию громкого убийства. Если наши предположения верны, то за гибелью Трофимова вполне мог стоять его давний приятель Борис Абрамович Березовский, он же… агент КГБ под псевдонимом Московский".

{...} "Генерал Трофимов был убит 10 апреля 2005 года во дворе своего дома по Клязьминской улице. Примерно в половине восьмого вечера, когда он с гражданской женой и 5-летней дочкой, вернувшись из гостей, парковал свой “Джип Чероки”, поджидавший его киллер открыл огонь на поражение.

Первым же выстрелом в голову Трофимов был убит. Вторая пуля досталась его жене Татьяне Копытциной; через три часа она скончалась в больнице.

С самого начала всем было ясно, что раскрыть преступление будет сложно; объявленные по горячим следам планы “Перехват” и “Вулкан-5” никаких результатов не дали.

Правда, оставалась еще призрачная надежда на видеокамеру, установленную в соседнем доме; вдруг она запечатлела облик убийцы. С огромным трудом следователи сумели добыть искомую пленку — сыщики МУРа с этой сложнейшей задачей отчего-то не справились, пришлось обращаться за помощью в ФСБ — но увы: ничего интересного там не оказалось.

Разочарование принес и анализ биллинга (кто не знает, по звонкам с мобильного телефона можно отследить маршрут любого абонента); единственный примечательный номер, по времени и месту совпадавший с передвижениями Трофимова, принадлежал человеку явно случайному. (К слову, анализ этот вновь пришлось делать силами ФСБ; милицейские сыщики опять просаботировали прокурорское поручение.)

Дело медленно, но верно превращалось в “висяк”. Ни одна из основных разрабатываемых версий ожидаемых плодов не приносила.

Всего версий таких было четыре; каждая — так или иначе — имела чисто коммерческую подоплеку. (За исключением разве что “любовной”: якобы убийство в отместку мог организовать бывший сожитель трофимовской жены, у которого он и увел когда-то Татьяну.)

Все эти версии неоднократно уже звучали в печати, посему возвращаться к ним смысла особого не имеет. Лучше сразу перейдем к версии пятой. Нашей…"

* * *

Мало кто обратил внимание, что сразу же после гибели Трофимова его бывший подчиненный, чекист-расстрига Александр Литвиненко, незамедлительно заявил, что убийство это — политическое. Якобы Трофимов “всегда выступал против войны в Чечне, против разрушения государства, против коррупции и против Владимира Путина. Кроме того, он много знал об убийстве Листьева и Рохлина”.

Эти бредовые утверждения большинство пропустило тогда мимо ушей. А — зря. Здесь есть над чем поразмыслить.

Покойный Трофимов — это едва ли не единственный сослуживец Литвиненко, о ком беглый чекист отзывался в превосходных тонах. В той же посмертной эпитафии Литвиненко назвал его, к примеру, “профессионалом высочайшего класса”.

Если внимательно пролистать написанную от имени Литвиненко книжку, чье название — “Лубянская преступная группировка” — уже изначально определяет содержание, то без труда можно увидеть, что всех других знакомых ему сотрудников ФСБ — от лейтенантов до генералов — автор поливает на чем свет стоит, уличая в “заказах”, убийствах и беспределе. Кроме одного только человека — Трофимова.

Эта удивительная симпатия объясняется довольно просто: Литвиненко связывали с Трофимовым самые тесные отношения.

Когда в начале 1990-х Трофимов возглавлял лубянское Управление по борьбе с контрабандой и коррупцией, будущий перебежчик служил у него в подчинении. Экс-директор ФСБ Николай Ковалев, близко друживший с Трофимовым, рассказывал мне, что отношения двух этих людей уже тогда выходили далеко за рамки служебных.

“Анатолий воспринимал его как принципиального, честного опера, которому можно доверять самые щекотливые вещи. Что он и делал”.

В 1994-м происходит историческое знакомство Литвиненко с Березовским, определившее всю его последующую судьбу; это случилось после того, как вошел он в состав оперативно-следственной группы по делу о покушении на олигарха. Очень скоро офицер ФСБ становится чем-то вроде агента Березовского внутри Лубянки; он регулярно встречается с Борисом Абрамовичем, снабжает информацией, выполняет его многочисленные поручения.

Но возможности рядового опера, даже при всем рвении его, довольно ограничены. Для решения серьезных вопросов Березовскому нужны чекисты рангом повыше. И тогда Литвиненко сводит его с Трофимовым, ставшим к тому времени уже начальником столичного управления госбезопасности и одновременно заместителем директора ФСБ.

Если учесть, что Трофимов считался человеком Коржакова и Барсукова, а Борис Абрамович, в свою очередь, к этим всесильным генералам был тогда очень близок, общий язык они нашли мгновенно.

Трудно сказать, на чем зиждилась эта внезапно вспыхнувшая дружба; то ли на банальном расчете (Березовский регулярно оказывал столичным чекистам спонсорскую помощь, дарил машины, а преподнесенный им однажды ксерокс до сих пор хранится в здании УФСБ на Большой Лубянке как музейная ценность), то ли на чем-то еще. Но факт остается фактом: Борис Абрамович и Анатолий Васильевич были более чем близки. (Березовский, во что поверить теперь невозможно, по просьбе Трофимова стал даже соучредителем Фонда помощи сотрудникам, ветеранам и семьям погибших сотрудников госбезопасности “Покров”.)

Когда в марте 1995-го, после убийства Листьева, опергруппа РУОПа ворвалась в здание “ЛогоВАЗа”, именно Трофимов спас Березовского от неминуемого задержания. Литвиненко, который с пистолетом наголо форменным образом отбил олигарха от СОБРа, прямо пишет об этом в книге:

Он мне: “Ни в коем случае Березовского в наручниках не дать вывести. Они что, хотят беспорядки устроить в Москве? Я сейчас пришлю людей”. Прислал человек двадцать с автоматами из Московского управления”.

Этот далеко не единственный пример трофимовской заботы об олигархе. Не менее удивительно выглядят сегодня и другие знаменитые события недавней истории; скандал с коробкой из-под “ксерокса”.

Внешне Березовский с Трофимовым находились тогда вроде бы совсем по разные стороны окопа. После того как люди Коржакова задержали активистов предвыборного штаба, не кто иной, как Борис Абрамович, организовывал масштабное сопротивление; это он перетащил на свою сторону Татьяну Дьяченко, поднял на ноги Лебедя, организовал ночную шумиху по телевидению.

В свою очередь, Трофимов от имени ФСБ занимался оформлением задержания “коробейников”; высланная им группа возбуждала уголовное дело, проводила допросы.

По всей логике, два этих человека должны были бы относиться друг к другу как минимум без особых симпатий. Но в том-то и закавыка, что происходило все в точности до наоборот.

В архиве ЧОПа “Атолл” — личного разведбюро Березовского — сохранилась поразительная запись их телефонной беседы. Разговор происходит утром 20 июня 1996 года: скандал еще в самом разгаре, никто не знает, что через несколько часов Коржаков с Барсуковым будут отправлены в отставку.

А.Трофимов: Наверное, надо бы как-то скорректировать то, что по первой программе-то (ОРТ. — А.Х.) идет.

Б.Березовский: Понимаете, в чем дело. Сейчас поехали к Борису Николаевичу.

А.Т.: Да мне это все… Там будет нормально, никаких вопросов. Но там эта программа тебя компрометирует вот в каком плане. Никаких задержаний, тем более арестов по возбужденному уголовному делу не было. Там идет административное разбирательство. Вот как-то надо сойти на это, а то неудобно получается.

Б.Б.: Я понял, Анатолий Васильевич, я тоже стараюсь сейчас следить и аккуратно это отслеживать, просто совсем был усталый. Тут все дело в том, что как бы это ни называлось, но их продержали до трех часов ночи, это не годится, людей, которые занимаются предвыборной кампанией президента. Значит, они распугивают всех, кто занимается кампанией...

А.Т.: Нюансы есть. Это внутренние…

Б.Б.: Но ведь все время говорили: разбирайтесь после выборов, но не до выборов. Много раз говорили!

А.Т.: Нет, но кампанию-то начали по телевидению — неправильно, понимаешь… Это внутренние… И надо было просто разобраться, и все. Я поехал и все сделал, какие вопросы.

Б.Б.: Анатолий Васильевич, вы знаете, что я пытался много раз объяснить по этому вопросу, и в том числе с Александром Васильевичем по прямому указанию Бориса Николаевича. Ну, прождал его три с половиной часа, после этого понял, кто у нас президент в стране…

А.Т.: Но поимей в виду… Они там на докладе все. И там настоящие, конкретные документы, которые говорят о некоторых злоупотреблениях, но о которых нельзя вообще с кем бы то ни было разговаривать по известным тебе причинам. Но и не надо нагнетать, как особенно НТВ: арест, заговор, туда-сюда. Это как раз не увеличивает количество электората, Боря.

Б.Б.: Вот это самая главная проблема, здесь я с вами согласен на сто процентов.

А.Т.: Поумнее надо делать.

Б.Б.: Я согласен. Нужно вместе думать, что делать…

А.Т.: Я тебя обнимаю.

Если не знать, что разговор идет между людьми, стоящими по разную сторону баррикад, можно подумать, что это беседуют добрые друзья; Трофимов еще и советы дает, точно заправский адвокат. А заодно предупреждает врага о планах и действиях своего руководства: “Поимей в виду… Они там на докладе все”. (Как раз в это время Коржаков с Барсуковым отчитываются Ельцину об итогах операции.)

С тем же успехом после захвата советских разведчиков директору ЦРУ — допустим, Алену Даллесу — следовало бы звонить председателю КГБ:

“Слушай, чего там ты шумиху поднимаешь?.. Сообщи уж по каналам ТАСС, а то неудобно получается”.

А тот в ответ: “Я согласен. Нужно вместе думать, что делать”.

Если же еще разговор свой Даллес закончит ласковым “обнимаю”, можно просто не мешкая бежать к психиатру.

А теперь — самое главное: история с коробкой из-под “ксерокса” окончилась для спецслужб полным фиаско по одной только причине: в ФСБ опасливо выжидали исхода событий. Вместо того чтоб ковать железо, пока горячо, — выезжать с обысками, допрашивать задержанных, процессуально закреплять доказательства, — чекисты попросту тянули волынку. В итоге воспрявших духом “коробейников” пришлось отпускать, а Гусинский с Березовским успели тем временем нанести упреждающий информационный удар.

И все же сохранить свой пост Трофимову не удалось. В феврале 1997-го он был снят с должности и сослан в Минприроды. Однако связи со старыми друзьями генерал не порывал. (Березовский даже пытался несколько раз пролоббировать его возвращение на службу.)

Когда осенью 1998-го в стране разгорелся невиданный скандал — семеро сотрудников ФСБ во главе с Литвиненко обвинили лубянское руководство в подготовке убийства Березовского, — единственный из генералов, с кем советовались они, был Трофимов. (“Он одобрил мои действия”, — скажет потом Литвиненко.)

Самое поразительное, что отставной зам директора особо даже и не скрывал своих симпатий к олигарху.

— Как-то мы сидели за столом, отмечали День чекиста, — вспоминает сын Трофимова Борис. — Речь зашла о Березовском. Отец вдруг говорит: “А давайте я ему позвоню”. Набрал. Поговорили. Видно было, что отношения у них неформальные, хотя отец человек был очень закрытый и осторожный.

Рискну предположить, что причина такого удивительного расположения заключалась — среди прочего, конечно, — в одной важной весьма детали. Дело в том, что Трофимов был посвящен в самую страшную тайну Березовского и считал поэтому, что всегда сможет удержать его на крючке.

Впрочем, для того, чтоб приблизиться к этой тайне, следует переместиться на четверть века назад: в благословенные времена эпохи застоя.

* * *

…Сентябрь 1980 года. В “плюсовом” номере гостиницы “Центральная” негромко беседуют три человека. Один из них — лысоват и суетлив; внешность двух других никакими особыми приметами не отличается, что само по себе уже является приметой.

Лысоватый, заметно волнуясь, крупными буквами выводит на листе бумаги: ПОДПИСКА.

С этого момента скромный научный сотрудник Института проблем управления Академии наук СССР Б.А.Березовский превратился в негласного помощника спецслужб, а в учетах столичного УКГБ появился новый агент под псевдонимом “Московский”.

На сотрудничество со столь ненавистной ему сегодня “конторой” Борис Абрамович пошел вполне добровольно и осмысленно; это был своего рода брак по расчету. В то время он только находился в начале своей карьеры, и заступничество могущественного ведомства могло здорово ему пригодиться. Кроме того, Березовскому очень хотелось ездить в командировки за рубеж, но без санкции КГБ делать это было невозможно.

Тем не менее к своей новой работе относился он вполне ответственно: все порученные ему куратором задания выполнял точно и в срок, о чем и докладывал потом при встречах на конспиративной квартире в районе проспекта Мира.

Близость с КГБ не раз приносила ему ощутимую пользу; когда весной 1981-го его задержали в аэропорту Махачкалы — Березовский вез на перепродажу 27 дефицитных комплектов постельного белья и примерно столько же сирийских покрывал, — только вмешательство чекистов уберегло его от суда. Махачкалинским ЛОВД было даже возбуждено дело по 154-й статье УК РСФСР (спекуляция); 10 суток незадачливый коммерсант отсидел в КПЗ; дома у него провели обыск. Но в итоге отделался он исключительно легким испугом…

На связи в КГБ Борис Абрамович продолжал оставаться вплоть до крушения СССР.

Сегодня он, конечно, хотел бы забыть об этом куске своей жизни как о страшном сне; трудно найти теперь более рьяного борца с чекизмом и тоталитаризмом спецслужб, чем Березовский. Вскройся вся правда о его славном боевом прошлом — а пуще того всплыви какие-то конкретные доказательства: подписка о сотрудничестве, собственноручно написанные донесения, — репутация его на Западе как диссидента и либерала окончательно будет подмочена.

В этом смысле Трофимов представлял для него прямую и очень серьезную угрозу. О сотрудничестве Березовского с Лубянкой генерал знал, что называется, из первых рук: по стечению обстоятельств Борис Абрамович был агентом как раз того подразделения, где работал тогда Трофимов. (Кстати, знал о прошлом опального олигарха и Александр Литвиненко, также погибший при загадочных обстоятельствах.)

Надо сказать, что после увольнения из ФСБ генерал особо не шиковал. За все годы службы он сумел заработать лишь на квартиру и щитовой домик с участком в шесть соток, более похожий на сарай.

Пенсии на жизнь не хватало, и Трофимов вынужден был пойти в услужение к коммерсантам: консультантом в инвестиционную компанию “Финвест”. При этом возможности его сжимались с каждым днем, как шагреневая кожа. Большинство тех, с кем служил он когда-то, постепенно увольнялись; молодое поколение Трофимов почти не знал, да и отношение к нему в родной организации было не самым теплым.

Совладелец “Финвеста” Амбарцум Сафарян признался мне, что ежемесячно Трофимов получал не более 3—4 тысяч долларов; деньги не бог весть какие. А тут еще — молодая жена, годившаяся ему в дочери (Татьяна Копытцина была моложе мужа на 37 лет), маленькая дочь. Конечно, время от времени он сводил кого-то с кем-то, посредничал при сделках, но все это давало несерьезный, а главное, нестабильный доход.

Больше всего в последние годы своей жизни Трофимов мечтал о новой квартире; в старой “двушке” на окраине города им втроем было уже тесно. Но откуда взять деньги? Банковский кредит? Его надо потом отдавать, только не с трех тысяч же в месяц.

Сын генерала Борис поведал мне, что одолжил отцу 100 тысяч долларов; это был максимум, на что он оказался способен. Еще примерно 200 тысяч Трофимов назанимал у друзей, что-то умудрился скопить. Но этих денег для покупки квартиры все равно не хватало.

Генерал готов был идти на что угодно, лишь бы поправить свое положение. (В этой связи очень показательны обвинения американского гражданина Виктора Москаленко, о которых упоминал я два года назад. Москаленко утверждал, что в октябре 2003-го он был похищен неизвестными злоумышленниками, которые пытками заставили его отказаться от своего пакета акций компании “Юнитоп”. Накануне же похищения, со слов Москаленко, аналогичные требования выдвигал ему и Трофимов.)

Как назло, его отношения с работодателем — совладельцем “Финвеста”, сенатором Владимиром Слуцкером — ухудшались день ото дня. В начале 2005 года они разругались окончательно; поводом стало найденное в офисе сенатора взрывное устройство, в закладке которого генерал обвинил самого же Слуцкера.

18 марта — менее, чем за месяц до убийства, — Слуцкер отобрал у него удостоверение помощника, потребовал освободить помещение; все произошло настолько молниеносно, что Трофимов даже забыл в кабинете свои любимые ботинки.

Будущее представало перед ним явно не в розовом свете; жить теперь становилось просто не на что; 65-летний пенсионер, растерявший большинство старых связей, был никому не нужен.

Вот и получается, что единственным капиталом Трофимова оставалась его профессиональная память — прежние секреты, которые держал он в своей голове.

Конечно, это лишь наши предположения, но все же они выглядят более убедительно, нежели “заказ” таинственного рогоносца, не поделившего много лет назад с Трофимовым женщину.

Мне доподлинно известно, что Трофимов уже после бегства Березовского за рубеж пытался выйти с ним на связь и назначить встречу. Рискну предположить, что по старой дружбе он рассчитывал получить от опального олигарха какое-нибудь вспоможение.

Но что мог предложить Трофимов взамен? Спасенное им от уничтожения агентурное дело Березовского? Гробовое молчание?

В любом случае — торг этот был для Бориса Абрамовича опасен и неуместен; аккурат накануне российские власти в очередной раз потребовали его экстрадиции.

Со всех точек зрения Березовскому гораздо проще было убрать Трофимова, нежели соглашаться на его условия. Да и лишнее ритуальное убийство, которое в очередной раз можно свалить на Кремль, было ему совсем не лишним.

Повторюсь: это не более, чем наши предположения, однако чтобы подтвердить их или опровергнуть, нужно как минимум возобновить следствие по делу об убийстве Трофимова.

Я надеюсь, это будет сделано уже в ближайшие дни, хотя бы потому, что безнаказанно убивать генералов спецслужб — не позволено никому. Генерал-полковник ФСБ — это все же не бомж..."

* * *

Интересная версия. Но еще интереснее вывод Хинштейна:

"Журналистам свойственно демонизировать личность Березовского. Ему приписывают самые разные, чисто дьявольские черты; в конце 1990-х вообще было принято связывать любую провокацию или интригу с его достославным именем.

Но есть в истории Бориса Абрамовича нечто и впрямь заставляющее всерьез задуматься над каким-то сверхъестественным, что ли, началом; слишком много смертей сопровождают весь его жизненный путь.

Даже один только перечень людей, чья гибель играла Березовскому на руку, производит гнетущее впечатление:

Владислав Листьев; заместитель гендиректора “ЛогоВАЗа” Гафт; преступный авторитет Тимофеев-Сильвестр; полпред российского правительства в Чечне Акмаль Саидов, собиравший доказательства причастности Березовского к похищениям людей; генерал МВД Геннадий Шпигун; президент конфедерации народов Кавказа Юсуп Сосламбеков, прямо обвинивший олигарха в связях с боевиками; Пол Хлебников; депутаты Госдумы Владимир Головлев и Сергей Юшенков; Александр Литвиненко. Наконец — генерал Трофимов.

Все это — может быть, конечно, не более чем череда совпадений. Но слишком уж много их — совпадений этих…

Одно совпадение — случайность, два — повод для раздумий, три — осмысленная закономерность. А одиннадцать?"

Московский Комсомолец

от 10.04.2007