«Радио, которое грузит», - так называет Венедиктов "Эхо Москвы"
11 Сентября 2008

• Версия для печати

Товарищи из "Новой газеты" обеспокоены тем, что радио "Эхо Москвы" внезапно утратило свой либеральный пыл и сменило тональность на более патриотичную, ласковую к власти. Венедиктову пришлось агрессивно оправдываться за содеянное.Начальника трудно осуждать: предприятию надо выживать, а стало быть и лавировать.Хотя слушатели "Эха Москвы" могут быть недовольны снижением критического пафоса любимого радио.

Радио "Эхо Москвы" имеет аудиторию из пожилых, критически настроенных к действительности москвичей и питерцев. В остальных местах страны "Эхо" плохо ловится.

Алексей Венедиктов объяснил изменения на «Эхе Москвы», - пишет "Новая газета".

— Что происходит с «Эхом»?

— А что происходит? Я, может, чего-то не заметил?

— Видимо. Я вам сейчас все расскажу…

— Я ничего особенного не вижу — в десятый год моего редакторства…

— … Доренко — ушел.

— Ушел.

— Новодворская — забанена (слово из интернет-жаргона, означающее запрет комментировать, например, сообщение в блоге — Н.Р.)

— Забанена.

— Осокин ушел с RTVi на РЕН ТВ.

— Получил настоящую работу. Наверное, справедливо счел, что эти маленькие пятиминутки новостей на RTVi для него не по чину. Ему это стало неинтересно. Для полновесного информационного канала нужно вещание в России, а у нас его нет.

— Ганапольский, как я понимаю, покидает «Эхо». Когда? Почему?

— Матвей с семьей уезжает за границу, говорит — на один год, отдохнуть, набраться сил. Однако из эфира «Эха» не исчезает. Во-первых — одну неделю в месяц будет делать реплики в очередь с Бунтманом, Орехом, Шендеровичем. Во-вторых — будет вести часовую программу из Италии о новостях техники. В-третьих — заводит блог на сайте «Эха». Матвей — наш, эховский. С «Эха» просто так не уйдешь — руки длинные.

А Доренко ушел не в первый раз (в первый раз — еще летом, но вернулся, а сейчас ушел, чтобы возглавить «Русскую службу новостей» — Н.Р.). Новодворская забанена, как вы выражаетесь, в первый. Забанены и некоторые другие товарищи. Мы просто об этом не говорим, но они знают за что. Месяц назад был забанен Дугин. Вот и вся история. Ничего необычного. А ушел Доренко — будет Василий Уткин. Дырки в эфире нет. «Эхо» обновляется.

— Да, Новодворской нет, но…

— Вы хотите про Новодворскую? Давайте.

— Но при этом в эфире — Жириновский, несущий неизвестно что, при этом — Доренко, призывающий Чечню выжигать «напалмом»…

— Замечу — говорил всегда, был последовательным.

— …при этом — интервью с Поткиным…

— Да, был в «Клинче», еще с кем-то.

— Он не фашист?

— Я не кидаюсь такими словами. Фашистами я называю тех людей, которые расовое превосходство утверждают с помощью огня и меча. Это — определение Нюрнбергского процесса. Это не система взглядов, это — система действий. Или призывов к действию, на мой взгляд. Что касается Новодворской, то, уважая ее смелость, целостность, принципиальность, бесстрашие и бессребреничество, я абсолютно не могу принять, чтобы на радиостанции, где я — главный редактор, объясняли бы, что Басаев — демократ. Я этого допустить не могу. Почему? Не хочу. Считайте капризом тирана.

— Но Жириновский не запрещен.

— Нет. Во-первых, он — вице-спикер Госдумы.

— Ему — можно?

— Можно, но я не помню, чтобы он говорил, что Басаев — демократ. Я не помню, чтобы еще кто-то хвалил человека, который участвовал в захвате роддома, который организовал, как он сам говорил, Беслан и «Норд-Ост». Я не помню в эфире «Эха» таких людей»! (Заводится.) Это — единственный, уникальный случай! Кто бы как ни относился к проблемам независимости Чечни, тогда и сейчас, к сепаратистам, к террористам, но никто и никогда на «Эхе» не смел, не посмел утверждать, что человек, организовавший все это — с начала 90-х годов (в том числе и захват самолета, и участие в абхазском батальоне), — демократ.

— Я эту логику готова понять, но запрет к появлению — у нее одной.

— Она одна сказала, одна и под запретом. Скажет другой — будет таким же образом отправлен подышать кислородом. У меня погибли два моих приятеля в «Норд-Осте». Почему я это должен терпеть? На каком основании? У нас такие слова говорят и про Путина, и про Медведева. Говорят и Шендерович, и Латынина, и Альбац, и Пархоменко, и — ничего! Это — политическая борьба, а то — считайте, что я не понял.

— А что изменилось при Медведеве для «Эха»?

— Ничего. Мы — профессиональная станция. Медведев — шестой президент, при котором я работаю, считая Руцкого и Янаева. Мы делаем профессиональную работу. Как вы представляете: приходит президент — и работа столяра, учителя или врача меняется? Есть некие принципы, основы профессии…

— Но работа столяра или учителя не так чувствительна для власти.

— Наверное.

— И не так она реагирует, и столяров и учителей не убивают.

— Я думаю, дело не в Медведеве, а в той войне, которая на Кавказе идет. И в условиях войны, так же как и в условиях захвата заложников, власть реагирует излишне нервно. Так же как и слушатели, как, впрочем, и журналисты. Давненько у меня ведущие информационной службы не плакали в эфире. А — плакали! Это непрофессионально, замечу я, но я не могу поставить им это лыко в строку. Но что делать? То же самое было, когда были Буденновск, Беслан или «Норд-Ост». Я все это помню, я все это проходил. Моя задача как главного редактора была минимизировать потери — чтобы журналисты выполняли профессионально свою работу, чтобы я объяснял власти, почему так работаем, чтобы со своими слушателями я разговаривал… Какой еще главный редактор будет объяснять, почему он забанил того или иного гостя? А я бесконечно объясняю — чтобы они хотя бы логику мою поняли. А кто должен решать это кроме главного редактора? Голосование на сайте? Голосование журналистов?

— Звонок из администрации, как это бывает.

— Я не знаю, как это бывает. Когда у меня появился Доренко, а потом — Шендерович, не было звонков, были ужины и завтраки. Мне говорили: «Леш, а тебе зачем это надо?». А я всегда отвечал: «Мне надо это для меня». И в администрации, и в Белом доме прекрасно знают мою логику и понимают ее. Еще раз повторяю: «Эхо» в условиях оппонирования власти существует уже 18-й год. Власть терпит. Потому что мы — профессиональное радио. А, извините меня, звонок по Дугину тоже был? Или — по Баркашову? Ничего не было, я сам принимаю решение, это — мое радио, я отвечаю. В том числе потерей репутации или ее приобретением. И я не буду прятаться за спины, ссылаться на тайных недругов Новодворской в Кремле, которые мне подсунули это решение. Я — большой мальчик, и я себя слишком уважаю, чтобы идти на поводу.

— А правильно ли я понимаю, что теперь Газпромбанком — акционером «Эха» — владеет кто-то из Ковальчуков?

— Это я не знаю, это меня не интересует. Я всегда говорил, что мой акционер — Кремль. У меня нет никаких изменений в разговоре с акционерами. Представителем акционеров на «Эхе» является Николай Юрьевич Сенкевич, он же — председатель совета директоров «Эха», и никаких изменений в его составе за последние пять лет не произошло. И в последний раз мы переизбрали совет в том же персональном составе, что и в последние два-три года.

— А чего не хватает на «Эхе»?

-На «Эхе» есть все.

— Все?

— Абсолютно.

— Но конкурентов — все больше и больше.

— Бог им в помощь. Главное — профессионализм. Информационная служба, ведущие, комментаторы, модераторы дискуссий должны работать профессионально, при этом — с абсолютно разными мнениями. И война эти болезненные точки выявила. И споры идут не только в коридоре, но и в эфире, среди штатных журналистов «Эха». Но все — профессионально.

— Но девочек в утреннем эфире, честно скажу как потребитель, очень сложно слушать.

— А я честно скажу, что «Эхо Москвы» — это сложное радио. Радио, которое грузит.

— Нет! Сложно именно потому, что кажется, что они не готовятся.

— Они готовятся. Но это — роль, театр, у них — ролевая игра. Утренний эфир строится именно так: главный мужик и вокруг него — «деффки» (это слово — интернет-жаргон). Они глуповатенькие, малолетние, обожающие, истеричные. Гарем обычный! Почитайте книгу о повседневной жизни ханского гарема — и вы все поймете. Это специально выбранная история. У них нет полноправного ведения, это формат, который я придумал и на нем настаиваю.

{...}

— В последнюю войну у вас были потрясения информационные? Журналистской работой?

— Нет, никаких. От событий потрясения были, а от работы коллег не было.

{...}

- А вам не кажется, что слишком много журналистов высказывают разные взгляды в эфире? Я понимаю, почему это произошло – мало харизматичных политиков, политики не объясняются. Но все же журналисты не специалисты.

{...}

- Что будет меняться на «Эхе»?

- Мы стартуем с программой «Понаехали тут». Будем говорить о миграции у нас в стране, причем о разных миграциях – трудовых, семейных... Это инструктивная, образовательная передача – в условиях, когда мир движется. Будем работать с федеральной миграционной службой, психологами. В этом году я много на программу ставлю.

У нас будет новая программа – парафраз Юрия Лужкова. Мы же ироничные ребята, у него - «Лицом к городу» (программа с участием мэра на ТВ Центре – Н.Р.), а у нас будет «Город за спиной». Суть – в интервью с мэрами различных городов, больших и маленьких. Очень заинтересовались российские мэры, но мы, например, уже сделали интервью с мэром Монако. Оказывается, в Монако есть мэр, а не только принц Альберт! Он, кстати, на интервью приехал на мотоцикле – чтобы не парковаться. В принципе у нас есть договоренность с мэром Лондона. Мы хотим показать, что проблемы могут совпадать – в Бирмингеме, Твери или во Владивостоке.

Я договорился с Кириллом Клейменовым с Первого канала – чтобы он разрешил Диме Борисову (ведущий Первого канала, бывший сотрудник «Эха Москвы» - Н.Р.) вместе с Сашей Плющевым вести программу под условным названием «Я – фанат», куда будут приходить идолы XXI века – из шоу-бизнеса, из спорта.

В декабре мы запустим цикл программ, касающихся Сталина – в стране пройдет научная конференция на эту тему, организуемая издательством «Роспэн» и фондом Бориса Ельцина. Будем обсуждать, какую роль Сталин сыграл в истории нашей страны. Вести ее будет Натэлла Болтянская. Поговорим, например, про голодомор в Украине и в России в 30-х годах (нашли замечательного писателя).

Это важные программы, но концепцию «Эха» они не меняют. «Эхо» по-прежнему – площадка для дискуссий, место, где высказывают мнения. Ничего не меняем, несмотря на безумное наступление конкурентов и Интернета, который превратился в главный источник новостей.

Наталия Ростова

обозреватель «Новой»

11.09.2008