Уик-энд в Северной Корее. День второй
7 Октября 2005

• Версия для печати

На утро следующего дня (а это был четверг), мы проснулись с чувством глубокого удовлетворения. Гостиница Кaryo была хороша, звезды четыре. Хорошо быть иностранцем в Корее! Особенно, если не вдаваться в подробности местной жизни. Не столь давно здесь стали появляться иностранные туристы из нейтральных стран, например, мы встретили финнов. Они с увлечением фотографировали невиданные памятники архитектуры в виде кайла, серпа и кисти…

Построена наша гостиница была в виде уменьшенной копии двух башен-близнецов, разрушенных 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке. В номерах все было как полагается: в ванной лежали запечатанные зубные щетки, зубные пасты, мыла и шампуни. В углу спальни стояли запечатанные в целлофан белые тапочки.

В номере, к нашему большому удивлению, телевизор ловил аж два российских канала: ТНТ и НТВ. Все остальные каналы показывали одно и то же: российский оркестр МВД под управлением генерала Виктора Елисеева пел песни на корейском языке…

Странным нам показалось это дело – каждый день наши милиционеры пели тут песни. Но удивляться не было времени, потому что труба звала на завтрак. Было полседьмого утра. Город Пхеньян уже восстал ото сна и под проливным дождем пешком спешил на работу. С 22-ого этажа сорокаэтажной гостиницы абсолютно серый бетонный город с ржавыми крышами поражал урбанизмом: дома были высоки, улицы – широки. Но при этом город казался пустым. Мы быстро догадались, в чем дело: транспорта не было вообще. Да и населения не густо. Наша девушка сообщила, что в Пхеньяне проживает 2 млн человек. Но, видимо, с цифрами у нее были нелады, так как в справочнике было написано, что население столицы составляет 280 тысяч. И это было гораздо ближе к правде жизни. Все 280 тысяч ежедневно участвовали в репетиции парада. Парады и массовые представления в КНДР обычно приурочены к какой-нибудь дате, например, 25 лет со времени последнего съезда Трудовой партии Кореи. И все 25 лет идет репетиция…

В городе вообще нет рекламы. Потому что вообще нет никакой торговли. Постоянно увиливая от наших просьб – завести в магазины, наши сопровождающие практически не давали нам выйти из автобуса поодиночке или куда-нибудь отлучиться – просто хватали за руки. Они наивно рассчитывали скрыть то обстоятельство, что населению просто нечего есть. Однажды мы увидели жуткую сцену: старенький грузовичок привез и вывалил на землю засохшие початки мелкой кукурузы, сразу собралась небольшая толпа корейцев, которые стояли в очереди за этой «едой». Мы хотели пофотографировать эту сцену, но наши сопровождающие загнали нас в автобус и отъехали как можно дальше от опасной сцены.

Продавать совершенно нечего. И нечего рекламировать. Поэтому в городе очень чисто. Никто не жрет на ходу пончики и чипсы, не пьёт пиво, роняя банки и целлофан… Есть все-таки своя прелесть в тоталитарных режимах, где рядовому человеку отводится последняя роль в процессе мирной жизни.

На улицах граждане уже приступили к трудовому процессу. Человек семьдесят клали один бордюрный камень… Вручную заделывали трещину на асфальте… Шестеро бегали с ведрами, налитыми гудроном или, как мы в детстве говорили, «варом», а один ползал с деревянным лотком по асфальту и заглаживал щель. Организация труда здесь такова, что позволяет занять максимально большое количество людей при максимально простой работе. Интересно, как они красят свои 40-этажные дома? Наверное, тысяча корейцев встает на плечи друг другу и акварельной кисточкой заделывает швы в панельных домах. Как бы они это ни делали, дома в первой линии были покрашены аккуратно, гораздо лучше, чем в Москве…

На мостовых отсутствовали разметка и указатели. На перекрестках стояли девочки-регулировщицы в белых носочках и военных фуражках. С высоты гостиницы наличие промышленных предприятий не просматривалось. «Может, вся промышленность расположена под землей?» - резонно предположили мы. Но все оказалось хуже: у них нет промышленности.

За завтраком, получив котлету из сухарей и супчик из соевой пасты, мы выразили чувство глубокой озабоченности нашей новой корейской подруге Нонне – помощнику депутата Любомира Тяна и по совместительству главной кореянке России (она возглавляет организацию дружбы с корейцами всех стран). Чувство глубокой озабоченности рождалось от знания того, что где-то на 35-ом этаже российских милиционеров (из ансамбля песни и пляски МВД) кормят нормальными продуктами, а нас привезли сюда, чтобы отравить какой-то дрянью. Нонна изо всех сил сопротивлялась, мгновенно, как пересекли корейскую границу, почувствовав себя частью большого корейского тела, согреваемого любовью Ким Чен Ира и отца его Ким Ир Сена. Она сказала:

- Люди старались, готовили вам европейский завтрак, а вы!

Но недоеденные котлеты на столах лучше всего говорили о нашей черной неблагодарности и десяти годах сытой жизни в России. «Жрать помои» мы в нашей стране уже давно отвыкли.

Пришлось Нонне понуро идти за кулисы корейского общепита и объяснять, что русские хотят есть что-нибудь экзотическое. И тогда нас стали кормить корейской капустой, вымоченной в уксусе, а также вареными яйцами.

…В тот день лил страшный дождь. По плану у нас была намечена поездка на 38-ую параллель, то есть на границу с Южной Кореей.

Автобус уже ждал нас у гостиницы. Внутри его всегда работал телеэкран, на котором ансамбль корейских девушек в кружевных трусиках вилял попками под бравурную музыку. Это напоминало гэдээровские изыски группы «Фридрихштадтпалас».

Выбраться из города не составляло труда. Понятное дело: «пробок» никаких не было. Общественный транспорт ходил редко и не пользовался успехом у горожан. Редкий велосипедист триумфально обгонял прохожих, демонстрируя нереальный технический прогресс, которым могли воспользоваться даже простые люди…

Тем не менее, наш автобус с черепашьей скоростью повез нас на Юг, по пустым магистралям. Вскоре мужчины заметили, что магистраль, идущая на Юг, на самом деле является одновременно и взлетно-посадочной полосой для военной авиации. Вдоль дорог стояли огромные бетонные глыбы, чуть наклоненные под углом к дороге – это были надолбы, которыми в случае надобности можно было перекрыть любую дорогу, чтобы не прошли вражеские танки.

Пхеньян уходил назад в сырой дымке дождя, нереальный город высоченных зданий, гигантских статуй основателя государства, изредка мелькал силуэт серпа или кайла, величиной с десятиэтажный дом – это были символы рабоче-крестьянского союза.

По обочинам дорог зеленели поля, на которых копошились крестьяне в клеенках на головах, аккуратные скирды соломы указывали, что битва за урожай закончилась, и закрома родины наполнились картошкой, корейской капустой, луком… Наш экскурсовод, чудесная девушка, как заведенная говорила одну и ту же фразу: «38-я параллель – это самый напряженный участок…» Про то, сколько производится продуктов сельского хозяйства на душу населения она не знала, или не уполномочена была нам говорить. Возможно, это была военная тайна.

Нигде не было видно ни тракторов, ни других сельхозмашин. Создавалось стойкое впечатление, что эти аккуратные скирды крестьяне метали своими умелыми руками.

38-ая параллель и город Кэсон

…38-ая параллель оказалась самым экзотическим местом в нашем путешествии. Нас подпустили так близко к границе с Южной Кореей, что мы смогли увидеть американских солдат, которые почему-то в черных очках в этот серый дождливый день, стояли напротив, через 20 метров, широко расставив ноги…

Рядом, непосредственно, как брат и сестра, стояли два ангара: северокорейский и южнокорейский, и два офицера, одинаковыми указками (я так думаю) тыкали в карту, рассказывая туристам, как проходит граница между двумя совершенно разными странами, где живут люди, говорящие на одном языке.

- Когда русские и американцы устали биться друг с другом, они решили, что граница пройдет тут…- неожиданно произнесла наша корейская девушка и сама испугалась того, что сказала…

По ту сторону границы, через 40 километров располагался Сеул, как сказали корейцы из нашей группы, «ну, чистый базар, одна торговля повсюду, аж противно!» По эту сторону, в ста с лишним километрах – Пхеньян, город парадов, статуй вождя, пешеходов, ручного труда и распределения продуктов питания на предприятиях. В обоих столицах в разное время прошли Олимпийские игры.

В Пхеньяне после Олимпиады остались гигантские спортивные сооружения, например, стадион, на котором проходил праздник «Ариран» - третий в мире по величине и вмещает 150 тысяч человек. Второй по величине стадион расположен в Кампучии, в Пномпене. Почему-то именно тоталитарные режимы обожают спортивные праздники гигантского размаха.

На обратном пути мы заехали в город Кэсон – бывшую столицу древней Кореи. И там первый и последний раз вкусно поели в настоящем корейском ресторане, расположенном в красивой древней пагоде. Сидели мы на теплом полу и ели настоящую корейскую лапшу, как ни странно, нормальную свинину и еще много чего-то корейского. Рестораны города Пхеньяна, совершенно пустые, пока в них не заводят туристическую группу, внешне совершенно похожи на наши столовые 70-х годов – тусклые лампочки, серые паласы, скучная еда. В Кэсоне все оказалось по-другому из-за южных корейцев. Сюда постоянно приезжают группы из соседней Южной Кореи, и благодаря им здесь развилась кое-какая туристическая индустрия. Музей, расположенный в старинной корейской школе для высших госчиновников, тоже поражал изяществом.

Вообще, как нам удалось узнать из туристических справочников еще в Москве, Кэсон – это место, где размещают свои производства различные малые и средние предприятия Южной Кореи. Идея кэсонского комплекса состоит в использовании дешевого труда северян.

Но от коммунистических сопровождающих таких позорных сведений услышать нельзя. Наша девушка молчала, как партизан, не в силах объяснить, почему в Кэсоне сохранилась старинная архитектура и кухня, а в Пхеньяне – только коммунистический соцарт.

В тот же день произошел еще один из ряда выходящий случай.

Наш автобус ехал вдоль парка с очередным коммунистическим памятником и остановился, чтобы его запечатлеть, и тут Нонна заметила пионера в галстуке, который одиноко, но с флагом, шел по своим пионерским делам. Нонна подскочила к нему и, говоря что-то по-корейски, стала совать мальчику шоколадку. Пионер остановился, строго посмотрел в сторону огромной статуи вождя и поклонился ей, потом поцеловал кончик своего пионерского галстука и решительно отвел руку Нонны с ее шоколадкой. Никакие уговоры взять продукт не действовали – мальчик был непреклонен.

Зная, что корейцы уже много лет питаются только зерновыми и соевой пастой, мы подивились стойкости пионера. Что же такое надо говорить детям, чтобы они так решительно протестовали против империалистических подачек?

С детьми они вообще творят что-то сверхъестественное. Еще в Центральном доме пионеров («на ленгорах»), где бассейн достигает нереальной длины 100 метров, где на вышку детей поднимает лифт, мы отметили высочайший уровень дрессировки. Дети показали нам представление, на котором так невероятно слаженно вертели телами, головами, руками и ногами, что создавалось впечатление, что все части тела у них на пружинках…

Бедный, бедный Абрамович…

…Вечером нам предстояло посетить праздник «Ариран» (кажется, это переводится как «единение»), который посвящен годовщине образования государства Северная Корея. Мы очень волновались, что дождь помешает представлению, ибо стадион имел посередине купола большую дыру, то есть представление происходило под открытым небом.

Билеты на «Ариран» для иностранцев стоят от 50 до 300 долларов. А для граждан КНДР распределяются бесплатно по предприятиям и организациям. Но к вечеру, как по заказу, дождь закончился, и гости организованно съезжались к гигантскому стадиону.

Представление «Ариран» - это действие такой силы и массовости, на которое способно только настоящее тоталитарное искусство. Когда 50 тысяч человек одновременно садятся на шпагат… Это очень впечатляет. Технически все было исполнено на высочайшем уровне. Сверху падали парашютисты, летали вертолеты, лазерное шоу демонстрировало чудеса, на трибуне, что располагалась напротив, сто тысяч человек, снабженных щитами различных цветов и оттенков, составляли живые картины…

Выйдя с представления, один наш фотограф удовлетворенно заметил, что по стоимости такое шоу не потянул бы даже Роман Абрамович. Но к Корее никто не считает затраты и человеко-часы, жизнь здесь вечна, хотя и длится менее 50 лет… До пенсии редко кто доживает.

В бассейне с ментами

Наших ментов мы встретили в бассейне гостиницы, где отмокали от дневных впечатлений.

Тут же плавали и женщины из ансамбля – танцовщицы и певицы.

Оказывается, наши милиционеры живут в корейском отеле в Пхеньяне месяцами – на всем готовом. Кормят их не со всеми, кто поселился в этом сорокаэтажном отеле, а сепаратно – на столах у них каждый день фрукты и икра…и вообще шведский стол.

- Здесь просто чудесно, - щебетала пожилая танцовщица милицейского ансамбля. – Нас возили на неделю отдыхать на закрытый курорт – для высших военных чинов, в Вонсан. Там изумительно. Такие условия… Море чудесное. Там мы пели для Ким Чен Ира…

Танцовщице вторил игривый майор с золотыми зубами:

- Наша программа на корейском языке пользуется огромным успехом. Обычно отпоем, оттанцуем, - все молча сидят, целый зал военных. И только когда Ким Чен Ир захлопает, тогда уже и все. Тогда хлопают все. Здесь армия – любимица народа…

Услужливая молва донесла до нас, что наши милицейские певуны хорошо зарабатывают на этих вечных корейских гастролях, а одну из милицейских див возят туда-сюда на лимузинах Ким Чен Ира. Ничто человеческое не чуждо сыну корейского тирана, 64-летнему Ким Чен Иру…

Продолжение следует