Четвертая хакерская война. глава вторая
9 Февраля 2008

• Версия для печати

Знакомьтесь, - сказал Антон, - здесь собрались лучшие головы Российской империи. – Наш сценарист Стася Булдовский, он гений, он пишет нам политический сценарий Игры. Наш эстетический и креативный директор Илюша Галерист, - он задает эстетические параметры Игры. И, наконец, программное обеспечение – Леша Савельев. И есть еще славный мальчик, он будет работать на аутсорсинге, может нам здорово пригодиться, его зовут Аркаша Ротик.

Постановщики задачи

Сумма гонорара показалась Леше настолько убедительной, что он растерялся. И впервые за последние десять лет критически осмотрел себя в зеркале. «Ужас!» - мелькнуло у него в голове. Зеленые брюки. Серый свитер. Пластиковый пакет.

Алексей достал из книг заначку (деньги Заказчика он сразу решил не трогать) и направился в парикмахерскую, расположенную недалеко от дома.

В дальнейших планах у него было посещение вещевого рынка на Щелковской и покупка на нем роскошного костюма тысячи за четыре рублей. И к нему пары рубашек. Алексей почему-то решил, что на встречу в офисе Заказчика надо прийти прилично одетым.

Завтра наступило. И Алексей, облачившись в новый костюм, белую рубашку, которая стояла колом, и почти новые полуботинки, отчего стал похож на тракториста, отправился в офис. В руках он держал неизменный пластиковый пакет с программными дисками. В пакетике, кроме дисков, лежала еще бутылочка воды без газа. Леша старался больше пить чистой воды – это полезно для здоровья.

В офисе Заказчика уже собралась небольшая банда. Так Алексей ее окрестил про себя. Потому что его детское сознание, просекавшее любую маскировку, не могли обмануть ни их бархатные пиджаки, ни замшевые туфли, ни очки в платиновой оправе. Сквозь весь этот антураж Леша видел их волосатые руки и когти на ногах. Предполагал Леша и наличие клыков. Увидев сквозь их одежду их когти и присоски, Программист напрягся.

- Ну, вот и наш Программист прибыл. Будем начинать совещание нашего рабочего штаба, - сказал Антон Марсович.

Все неодобрительно оглядели Лешу, будто покупали подержанный «Запорожец», мысленно оценивая, доедет ли он до пункта назначения.

- Знакомьтесь, - сказал Антон, - здесь собрались лучшие головы Российской империи. – Наш сценарист Стася Булдовский, он гений, он пишет нам политический сценарий Игры. Наш эстетический и креативный директор Илюша Галерист, - он задает эстетические параметры Игры. И, наконец, программное обеспечение – Леша Савельев. И есть еще славный мальчик, он будет работать на аутсорсинге, может нам здорово пригодиться, его зовут Аркаша Ротик.

Ротик, который сидел в углу, встал и поклонился. На голове у него оказалась кипа.

- А где Баба-Яга? – вдруг спросил Илюша Галерист. И все рассмеялись.

- Наверняка сцепилась с гаишником, - сказал Антон.

- Не завидую гаишнику, - широко улыбнулся Булдовский.

Представив всех друг другу, Антон Марсович Баксов уселся в кресло, рядом с Алексеем. И тогда Алексей тихо спросил его: «А про что, собственно, будет игра?»

И Антон, слегка покривив рот, так же тихо ответил: «Ты дурак или притворяешься? Игра будет про большие выборы. Выборы президента». «А когда у нас эти выборы будут?» «Леш, или ты будешь хотя бы слушать радио, как твоя мама, или я тебя убью», - кратко сказал Заказчик.

В этот момент дверь широко распахнулась, и в зал влетела взрослая тетка. Волосы ее летели вслед за ней. Длинный шелковый шарф струился вокруг шеи, и запросто мог ее удавить, как удавил одну известную танцовщицу. Нога тетки была на высоченном каблуке, а расклешенные брюки были утыканы стразами, которые искрились, как бриллианты.

Тетка прижала руки к груди, выронила сумочку, сдула прядь с носа и извинилась:

- Простите, господа, везде пробки, еле добралась.

Все кинулись поднимать сумочку и разом потеряли путеводную мысль.

Антон терпеливо подождал, когда закончится представление и объявил тетку:

- Алла Георгиевна, старший специалист по психоанализу.

Тетка озарила присутствующих улыбкой.

Алексею показалось, что с приходом тетки на окнах стали звенеть жалюзи, и предметы заегозили туда-сюда.

- Начинаем мозговой штурм в узком кругу, - недовольно произнес Антон. – Чем меньше народу будет знать, кто начал Игру и почему начал, тем будет лучше для нас для всех. Сейчас все подпишут бумагу о неразглашении.

В зал вошла секретарша и положила на стол пачку бумаг. Антон пододвинул каждому один экземпляр.

- Договор подписывается в одном экземпляре и остается у нас. Прошу прочитать и подписать.

Леша пробежал глазами текст, и его глаз выхватил только одну фразу, которая его поразила: «В случае разглашения информации служебного характера подписант подвергается санкциям, вплоть до физического уничтожения».

Прочитав эту фразу, Леша отодвинул от себя договор и затравленно посмотрел на Антона.

- Что, не видел таких бумаг? Ты, Леша, вообще, мало что видел в этой жизни. Не бойся, подписывай. Предупрежден – значит вооружен. Ты же не станешь болтать лишнее?

- Итак, - перешел к делу Антон, - характер событий, которые произойдут, должен производить впечатление естественного хода истории. В любой стране возникает мода на то или иное социальное явление, которое захватывает наиболее активные круги населения, а затем расползается среди самых отсталых слоев. И тогда кажется, что вся страна играет в МММ или чатится в чатах, или берет ипотеку или ходит на сайт «одноклассники.ру». Потом мода на что-то проходит, а на что-то возникает. Но эти волны вздыбливаются и опадают не стихийно, а благодаря усилиям заинтересованных кругов. Это только простым гражданам кажется, что все происходит само собой. За всеми волнами стоят модераторы, большие настоящие деньги, и, наконец, вменяемые лидеры.

Перед нами стоит грандиозная задача – вовлечь в Игру хотя бы полмиллиона человек, проживающих в Москве и Ближнем Подмосковье. Наш программист Алексей уверяет, что столько народу еще ни разу не играло ни в какую онлайновую игру одновременно.

- Зато миллионы играли в игру МММ и в другие пирамиды, - отозвался Илюша Галерист, почесав бородку.

- Позвольте, коллега, я только что об этом сказал и подчеркнул, что вовлечение людей в любые социальные проекты происходит благодаря усилиям технологов. А вы перебиваете и никого не слушаете. Только себя.

- Позвольте мне сказать, - настаивал Галерист. - Не хочу, чтобы у вас были иллюзии относительно нашего народа: народ, который дрочит, сидя в порносайтах, живет в компьютере и удовлетворяется виртуальным счастьем, никогда не выйдет на улицы.

(Леша, услышав это замечание, решил, что Галерист говорит это специально про него).

- Да мы пока про улицу, коллега, вообще ни слова не сказали. Мы пока говорим о создании игры, - оборвал Антон.

Но Галерист нес свое:

- Поэтому повод для уличных беспорядков, - тут Галерист сделал паузу, - должен быть реальный, безапелляционный и совершенно неразрешимый. И я такого повода в этой стране не вижу, Антон Марсович. С тех пор, как на подмостках всех театров страны идет революционная драма «Колбаса», поставленная Егором Гайдаром в 1992-ом году, население ни разу не бунтовало против Режима. Оно считает, что у него все есть. Вот, в 91-ом, когда не было колбасы, люди вышли воевать, как им казалось, за свободу. Свобода – Колбаса, Колбаса – Свобода… Все это переплелось в сознании масс. А сейчас, когда всего полно, кто пойдет воевать? Деды маньячные с красными флагами? Передохнут по дороге. Хочу остановиться на ваших последних тезисах: нужны модераторы, большие настоящие деньги и вменяемые лидеры. Отсутствие хотя бы одной из этих составляющих, и замысел летит к черту.

-Так-так-так-так….- забарабанил пальцами по столу Антон. – И ты самоустраняешься?

- Не самоустраняюсь. Я вас просто опускаю. В смысле, опускаю на землю. И сообщаю вам, что есть только один способ вытащить людей на улицу: это создать страну Эльдорадо, а потом отнять страну Эльдорадо. Сначала людям надо НЕЧТО дать, а потом ВСЕ отнять. И вот тогда, подогревая обстановку, их можно будет вытащить на улицу. А нынче – посмотри в окно: троллейбусы ездят, свет горит, граждане закупают продовольствие, готовясь к очередному празднику. Где тут революционная ситуация? Кто пойдет голосовать за нашего кандидата? Да и есть ли у нас кандидат?

- Ой, ой, сколько ты вопросов задал одновременно. И все такие трудные. Давайте переживать неприятности по мере их поступления. И давайте обеспечивать поступление неприятностей. Наша профессия – создавать поводы для беспокойства. И мы их создадим. Не первый год замужем. Хотел бы уточнить распределение ролей еще раз. Политический сценарист в нашем проекте – это Булдовский. Я – организатор, финансист, я держу связь с хозяевами. А вы, уважаемый Галерист, если не возражаете, работаете на этом проекте постановщиком подлостей. Вы должны уметь, и вы это умеете, рассмотреть любую подлость под углом эстетики, а не этики, и изобразить ее как артефакт. То есть как акт искусства. Ибо только то, что прошло через эстетическую обработку, усваивается обществом и воспринимается как факт. Остальные события, не отраженные ни прессой, ни искусством, проходит мимо сознания населения. Мы все тут недооцениваем искусство. У вас великая роль, уважаемый Галерист, а вы все стремитесь куда-то в абстракции. Я преклоняюсь перед вашими проектами. Так, например, навалив кучу дерьма под дверь балетной актрисы, как вы это делали по заказу уважаемого Б. – вы создали возможность часами любоваться этим перфомансом и рассказывать об акте вандализма по телевизору. И в сознании зрителей, иначе говоря, потребителей информации, образ актрисы навсегда срастется с кучей дерьма. Все возмущались этим безобразным артефактом, но телекамеры приезжали и снимали, а корреспонденты рассказывали, как это скверно пахнет. Балерина уже не отмоется от этой кучи дерьма, хотя мы день и ночь будем с телеэкранов и по радио объяснять, что опорочить балерину пытались негодяи. Мы дадим слово и негодяям. Негодяи расскажут, что они хотели показать своим перфомансом. И все объяснения будут только усугублять незавидное положение, в которое попала балерина.

Это, Галерист, твоя роль. А роль буревестника – это не твоя роль. Это роль Булдовского. Поэтому давай-ка, дружок, опиши нам эстетические параметры Игры, которая должна захватить умы и сердца наших соотечественников.

Галерист криво улыбнулся и кивнул. Алексею показалось, что он обижен распределением ролей, но внешне демонстрирует покорность. Во всяком случае, он кратко изложил свое видение:

- Я считаю, что дизайн Игры должен быть передовой и отвечать скрытым побуждениям толпы. Картинки Игры рисоваться будут не как при дедушке Репине, никакой рашен-деревяшен, гой-еси, Добрый Молодец, сейчас не пойдет. И Сивку-бурку надо оставить в покое. Я бы предложил стилистику сталинского ампира, гитлеровского гламура. Стильно и величаво. ВДНХ. Третий Рим. Кремлевские башни со звездами. Воздушные парады 35-го года в Тушино. Все это нужно взять на вооружение. Я недавно отсматривал старые кинохроники с воздушными парадами именно 35-го, 36-го и 37-го годов – это снято как будто рукой Ленни Рифеншталь, совершенно точно понятно, что сталинские операторы прошли обучение в гитлеровской Германии. У Сталина был безупречный эстетический вкус. С этим не поспоришь.

- Позвольте, позвольте! – вмешался Булдовский. Он встал, почесал бороду, улыбнулся всем присутствующим и понес:

- Я тоже уважаю все это северокорейское бетонное изобилие, этих римских быков с гипсовыми яйцами, которые стоят на павильонах ВДНХ, но нам нужна современная лужковская Москва, с безобразными скульптурами Церетели и памятником «Батурина-на-коне». Игрока все должно подспудно в ней раздражать и побуждать к разрушению. Поэтому надо раздразнить игрока показной роскошью для богатых. У людей должно родиться чувство личной обиды, неудачи, упадка, бессмысленности усилий. И когда мы им покажем выход – они ринутся в него. Там и будем вставлена ловушка. Так что рисовать надо роскошней, глумливей. Забудьте про стилистику «Третьего Рима» и «Третьего Рейха», нацельтесь на лужковскую безвкусицу, и все пойдет, как надо. Навязчивые детали богатства, которые недоступны абсолютному большинству. Растущие цены на квартиры. Лучше посмотреть все последние картины молодого Бондарчука, «Жару», посмотреть Андрона Кончаловского «Гламур», ну, еще какую-нибудь дрянь – Галерист подберет для Леши…

Леше показалось, что Галерист посмотрел на него с недоверием, мол, этот лох вряд ли ощущает разницу в стилях. Но Леша-то ее очень хорошо ощущал. В душе Алексей был большим эстетом. Просто у него не было возможности воплотить свои эстетические фантазии в реальность. Но ему грезилось, что он может нарисовать любой дизайн любой Игры, пусть она будет хоть самурайская драма из японского Средневековья. Поэтому не надо бычливо пялиться на бедного программиста, не глупее вас, подонки…

{...}

Все вышли покурить в специальную комнату с вытяжкой. Леша не курил вообще никогда и поэтому попросился на улицу. Он вышел с совещания совершенно бледный и твердо решил к этим людям никогда не возвращаться. Еще там, в переговорной, он понял, что не зря принял своих новых работодателей за вурдалаков. От всего услышанного у него заболели голова и печень. «Пойду кружечку пивка, и на боковую», - резонно постановил Леша.

Когда Леша ушел, Булдовский, стряхивая пепел в урну, сказал Антону:

- Вы, Антон Марсович, напрасно пригласили программиста – web-дизайнера на стадии проработки задачи, он не наш человек, и ему не следует знать лишнее. Пусть он в следующий раз приходит, когда задача будет поставлена и готов сценарий. Тогда он сядет и пропишет алгоритмы, сделает дизайн. Зачем ему знать про политику, про технологии? Он же обычный идиот. Пойдет и нас всех заложит дворнику. Думаю, это его уровень.

Антон злобно покраснел. Он понял, что ему делают замечание.

…Леша вышел из офиса Антона, и несколько раз шумно вдохнул воздух. Ему стало легко и хорошо, как в детстве. Он берег и любил в себе именно это душевное состояние. Алексей терпеть не мог забот, ненавидел, когда его незамутненную детскую душу что-нибудь отягощало. И предстоящий контракт на полгода его не радовал. По большому счету, Леша не любил работать много и ритмично. Он любил жить, как ребенок: два часа работы, кружечка пивка и…на боковую. Мысль увильнуть от школьного дружбана Антошки уже пробивала дорогу в его утомленном мозгу.

И картина страны Эльдорадо не соблазняла Алексея. Ну, какие события могли происходить в этой кукольной стране? Что они хотят от него, эти вурдалаки? Если бы ему дали свободу творчества, и не приставали бы с политическими глупостями, он, пожалуй, создал бы игру на тему разрушения атомными бомбардировками сладостной страны Эльдорадо. Эту сладостную страну, будто бы собранную из детского конструктора «Лего», после бомбежки Леша населил бы волосатыми чудовищами в вонючих носках. Они бы внезапно выползали из пряничных домиков и кусали бы за розовую попку аппетитных малышек, которых забыли в песочницах легкомысленные бабушки в буклях.

«Да, такая, вот, блин, страна, с кудрявыми деревцами, игрушечной железной дорожкой и чистой речушкой, протекающей посередине…- бормотал Леша. – И она должна быть разрушена. Кровь, разбитые вдребезги черепушки, мозги на асфальте, кружащиеся в воздухе шпалы детской железной дороги…»

Такое, Леша, пожалуй, и нарисовал бы. Он эту картину сто раз видел в триллерах, которыми с детства затаривал свою головку. А в речушке Леша поселил бы огромного крокодила, который бы откусывал головы соблазнительным купальщицам, а мужикам отгрызал бы яйца. Особо Леша прорисовал бы чудовищу зубищи, такие страшные, желтые, покрытые слизью.

Увидев пивную палатку, Алексей пристроился в очередь, накрыв голову от солнца пластиковым пакетом, и стал предвкушать свой сегодняшний бонус: кружечку пенистого пивка «Балтика». И пока стоял, все мысленно выстраивал игру «Эльдорадо», как детскую мультяшку. Пока вдруг не понял, что дядьки такую работу не примут, они хотели совсем другое. Они имели в виду что-то более ужасное, что-то совсем непоправимое, как смерть. Леша поежился от внезапного холода, который проник в сознание. «Как-то это все страшноватенько. Не свалить ли мне от них, пока не поздно? И денежки прихватить. Отсидеться с мамкой на участке, - подумал Леша. Но тут же и вспомнил: «Ой, я же подписал их договор о неразглашении!» Лешу пронизал острый приступ страха.

В мрачном настроении Алексей побрел домой. По дороге он планировал, как быстро соберет абалаковский рюкзак, скажет матери, что хочет заняться участком и домом и, взяв с нее слово – молчать в тряпочку и никому не называть его местонахождение, смотается сегодня же, на последней электричке.