Россия потонет в дерьме. Это главная проблема.
6 Июня 2013

• Версия для печати

Огонь, вода и ржавые трубы Алексей Чадаев: главная политическая повестка – проблемы ЖКХ

5 июня состоялся открытый экспертный совет по теме «Среда обитания: ЖКХ, благоустройство, облик городов». Встреча — это алаверды к путинскому госсовету по ЖКХ 31 мая. Вопросы, которые там были поставлены, касаются положения дел в этой сфере в целом по России, но основная тяжесть их решения ложится всегда на региональные и местные власти. Итогом обсуждения должен стать набор предложений в губернаторскую программу «Наше Подмосковье», вчерне заявленную еще в январе текущего года и предложенную к публичному обсуждению.

Если вынести за скобки официоз, речь идет о новом измерении политики.

Как показывают в том числе и нынешние события в Турции (а чуть ранее, скажем, в Болгарии, где новые коммунальные платежки привели к полумиллионным митингам в Софии и отставке правительства), на первые места актуальной политической повестки выходят вопросы обустройства городской и коммунальной жизни. И даже подчас пугают истеблишмент новым изводом «цветных революций».

В Мособласти, скажем, из 17 тысяч обращений в региональное правительство с начала года 15 тысяч так или иначе относятся к проблемам ЖКХ и благоустройства. Более 90%! По весенним опросам, 64% населения МО поставили именно эту тему на первое место в числе наиболее значимых. Не транспорт, не экологию, и даже, страшно сказать, не честные/чистые выборы. Тепло, свет, вода, канализация, вывоз мусора.

И есть из-за чего. В среднем в Мособласти люди платят за квартиры в полтора-два раза дороже, чем в Москве. Особенно болезненно это воспринимается в каких-нибудь Химках или Красногорске: два одинаковых дома с типовыми квартирами по разные стороны МКАДа, в одну приходит платежка на 5 т.р., в другую — на 10. Ответственные люди из профильных ведомств кулуарно уверяют, что изменить это соотношение уже в принципе невозможно. И никаким «пиаром» эту разницу ты не скомпенсируешь, как ни старайся. Лужковскую систему, где принцип «единства городского хозяйства» (в т.ч. коммунального) стал фактическим алиби для унасекомливания любых форм местного самоуправления, хулили много и часто (и многажды по делу), но это, по крайней мере, система. В Замкадье ее никогда не было. Со всеми, извините, вытекающими.

* * *

Путин на Госсовете по ЖКХ отпинал министра Слюняева за «отсутствие консолидированной позиции правительства». Ежу понятно, что отдельное ведомство, пусть даже и профильное, таковой позиции породить не сможет. Минфин, Минэк, Минпром, Минобрнауки, Минсвязи — у каждого из них есть своя зона ответственности в этой сфере. Как и у руководства исполнительной власти, чья функция — находить баланс ведомственных позиций. Триллионы, затребованные отраслевиками на «реконструкцию» и «модернизацию» этой сферы, не могут появиться из воздуха. Более того: далеко не факт, что даже если бы они вдруг нашлись, их вливание в отрасль не стало бы в нынешних реалиях инъекцией в протез.

Если развинтить конструктор под названием «стоимость жилищно-коммунальных услуг для населения», обнаружим следующее.

Во-первых, приводимые через дефис, очень разные составляющие — «жилищная» и «коммунальная». Если вторая жестко зарегулирована на уровне федерального законодательства, то первая — «эксплуатация жилых помещений» — продукт довольно дикого сегодня рынка, на котором работают «управляющие компании». Сколько их? Воробьев на недавнем прямом эфире довольно уверенно называл по своему региону цифру 723 (хотя в официальном областном рейтинге наличествуют всего около 400), но сколько их на рынке на самом деле, точно установить не так уж просто — нет и никогда не было никакой системы учета и контроля их деятельности. Возможно, именно поэтому если в Москве «жилищная» составляющая не превышает 15% от общей стоимости услуг, то в Подмосковье она доходит иногда до 50%. И разобраться без пол-литра, на что в действительности идут эти деньги, сегодня не может никто.

Во-вторых, в общей стоимости ЖКУ затраты на тепло — если брать вместе с горячим водоснабжением — составляют более половины. При реальном (не путать с учетным) уровне теплопотерь в сетях, доходящем до 40%, и КПД наших котельных на уровне 53% (против 80% в какой-нибудь Швеции или Финляндии), почти две трети этих денег уходит на обогрев атмосферы. В «Эксперте» не так давно была довольно дельная статья на эту тему — «Три года до катастрофы». С учетом того, что основная часть существующего жилого фонда у нас — детище «крупнопанельного домостроения» с его вполне безобразными показателями теплопотерь, в действительности этот показатель еще больше. Количеством вырабатываемых у нас калорий можно было бы отапливать и снабжать горячей водой в три раза больше жилых площадей, если бы строили и проектировали по уму. Кроме того, ржавые трубы и регулярные пробки в пользовательских сетях часто приводят к перебоям в рециркуляции — и тогда, чтобы вода у потребителей оставалась горячей, эксплуатирующие службы ее попросту сливают. Нередко — прямо в подвалы жилых домов.

В-третьих, все более дорогим ресурсом с каждым годом становится питьевая вода. Расходуемая у нас также вполне по-варварски: ею мы стираем белье, моем посуду, смываем унитаз и даже поливаем улицы. До кучи, в том же Подмосковье водные ресурсы расположены крайне неравномерно: есть территории, где пригодной для питья воды все еще более чем достаточно, а есть и такие, где воду нужно либо тянуть издалека, либо долго и упорно чистить до питьевого качества (что в обоих случаях — крайне дорогое удовольствие). Однако тариф повсеместно един, ибо так велит наше законодательство. Кто и из каких средств оплачивает разницу в себестоимости? На этот вопрос также сегодня нет ответа.

В-четвертых, на внутрироссийском рынке ежегодно дорожает газ. Именно он сегодня является основным топливом и для энергетиков, и для тепловиков, и для бытового потребления. Сдерживать рост тарифов на услуги, не привязывая их к текущему уровню цены на газ — значит обрекать генерирующие компании на перманентную убыточность и дотационность.

В-пятых, все большей проблемой в густонаселенных регионах становится вывоз и утилизация мусора. Двадцатимиллионный московский регион, где ежегодно утилизируется более 10 млн тонн отходов, рискует через несколько лет стать крупнейшей свалкой на планете. Воробьев уже объявил о планах по закрытию в ближайшее время 24 крупных свалок и о строительстве в более удаленных частях области нескольких новых оборудованных полигонов. С точки зрения экологии это правильное решение, однако в результате него себестоимость утилизации отходов неизбежно вырастет из-за увеличения транспортного плеча и необходимости окупать затраты на оборудование полигонов. Кто за это заплатит? И как объяснить людям, что цена на вывоз мусора обречена вырасти в разы?

В-шестых, неизбежной расплатой за быстрый экономический рост (накладывающийся в случае МО на прирост населения) всегда становится дефицит энергомощностей. Причем именно бытовое энергопотребление является флагманом прироста: если промышленность по уровню потребления энергии едва сравнялась с показателями 1989 года, то бытовая сфера уже перекрыла их едва ли не в разы: советский норматив в киловатт на квартиру сейчас полностью съедает один включенный электрочайник. Уже сегодня бизнес по факту дотирует бытовую сферу, где искусственно удерживается низкий «политический» тариф — и, как следствие, все больше производств переходит на автономную генерацию, как было при царизме, в эпоху до ГОЭЛРО и «лампочки Ильича». Распад единой энергосистемы по факту уже состоялся, и его издержки ложатся все более тяжким бременем в расходные статьи бюджетов всех уровней.

В-седьмых, канализация и очистка сточных вод. Типовая советская технология имеет один существенный изъян: практически никак не решена проблема дальнейшей утилизации осадка. До конца 60-х специально подготовленный осадок после очистки хозбытовых стоков попросту вывозился на колхозные поля, где использовался как удобрение. Однако потом наступила революция в сфере бытовой химии. По мере увеличения доли разной неорганической дряни в осадке использовать его стало совсем никак невозможно. Однако захоранивать его тоже, по существу, негде. В разные годы пытались его хотя бы сушить, чтобы уменьшить объемы на выходе — но сушка опять-таки дело довольно дорогое. Сегодня нередки случаи, когда накопившийся осадок сбрасывается напрямую в водоемы, что с точки зрения воздействия на окружающую среду намного хуже, чем если бы стоки вообще не чистили — более концентрированный «вторичный продукт» с гарантией убивает все живое.

Last but not least, логика финансовых потоков оказывает все большее влияние на движение воды по трубам и электронов по проводам. Самым дисциплинированным плательщиком у нас является, как ни странно, население — в Подмосковье, к примеру, свыше 93% жителей являются добросовестными плательщиками по коммунальным счетам (хотя даже эти 7% означают рост стоимости для остальных на 8-10% — «за себя и за того парня»). Но дальше цепочка неплатежей нарастает как снежный ком: уже от управляющих компаний к ресурсоснабжающим организациям уходит не более 70% средств. Далее везде: тепловики не платят водопроводчикам, водопроводчики не платят энергетикам, энергетики не платят газовикам… В тех же Химках ушедшая администрация Стрельченко оставила более 3,5 млрд долгов ресурсникам: «гусары денег не берут». Когда ситуация становится совсем уж невыносимой и начинаются отключения, ресурсники обычно идут на поклон к властям вышестоящего уровня — и те, дабы купировать политические риски, покрывают наиболее тяжелые долги (тем самым приоритетно дотируя богатых: чем больше потребил, тем больше в пропорциональных долях тебе компенсировали). Далее все начинается по новой.

* * *

В свое время коммунальная сфера стала одной из тех «арбузных корок», на которых поскользнулся Советский Союз в своей экономической гонке с Западом. Чем больше строили у нас дешевого в возведении, но дорогого в эксплуатации жилья, тем быстрее росли коммунальные издержки. Увидеть тенденцию в целом система не могла — не в последнюю очередь потому, что как такового единого центра управления коммунальным хозяйством не было: слабое союзное министерство ЖКХ отвечало лишь за небольшую общегражданскую часть, в то время как каждое крупное ведомство само отвечало за обустройство коммунальной сферы в подведомственных территориях. Поэтому растущие затраты на эксплуатацию коммунального хозяйства размазывались по всем отраслям советской экономики, влияя на показатели каждой из них. «Опомниться» система так и не успела: в начале 80-х, когда за эту сферу взялись всерьез (именно тогда СССР затратил гигантские деньги на модернизацию коммунальной инфраструктуры, благодаря чему она и протянула на старых дрожжах до сего дня), игра уже была сыграна. Сейчас же мы снова оказались перед тем же набором проблем, который встал перед дедушкой Брежневым накануне ХХVI съезда КПСС.

Путин на Госсовете объявил сферу ЖКХ «социально-ориентированной», но вместе с тем всячески призывал привлекать в нее частные инвестиции. На доступном языке это называется «наполовину беременна»: если отрасль «социальная», там нет и не может быть легальной прибыли; если же это пространство для заработка, непонятно, зачем искусственно удерживать «социальные» тарифы, давно не имеющие никакого отношения ни к себестоимости услуг, ни к равновесной рыночной цене, ни даже к доступному велферу для бедных. Сегодня, при наличии в экономике изрядного количества свободных денег, теоретически вполне могущих пойти в эту отрасль, привлекать их по факту некуда: ими можно также отапливать атмосферу, без какой-либо надежды отбить вложения. Поэтому упреки в адрес министра Слюняева, в сущности, правомерны: не с инвестиций в замену ржавых труб быстроржавеющими надо начинать, а с отстройки разумной логики работы системы.

Хотя бы на уровне одного, отдельно взятого региона.

via http://magelanin.livejournal.com/3254589.html?mode=reply#add_comment